Поиски национальной идентичности в советской и постсоветской массовой культуре. Кирилл Королев

«социалистический реализм, являясь основным методом советской художественной литературы и литературной критики, требует от художника правдивого, исторически-конкретного изображения действительности в ее революционном развитии. Причем правдивость и историческая конкретность художественного изображения действительности должны сочетаться с задачей идейной переделки и воспитания в духе социализма»211 (курсив мой. – К. К.).

      Особняком, вне соцреалистического канона – и все же пытаясь ему соответствовать, – стоял М. М. Пришвин, чьи романы-сказки, или романы-очерки, 1920-х и 1930-х годов так и не обрели окончательной авторской редакции: из дневников Пришвина известно, что он на протяжении почти тридцати лет постоянно переписывал эти тексты, пытаясь достичь некоего идеала. Впрочем, даже в «незавершенном» виде эти произведения переносят читателя в мифологизированный мир славянского метасюжета, прежде всего – мир «исконного» леса, причудливо сочетающийся по воле автора с советской действительностью, будь то почти безлюдные карельские дебри («Кащеева цепь»), болотистые «заповедные края» под Сергиевым Посадом («Родники Берендея»), нетронутый лес («Корабельная чаща») или местность вдоль русла Беломорско-Балтийского канала («Осударева дорога»). По замечанию критика А. Н. Варламова, «старейший советский писатель», как Пришвин любил себя называть, создавал волшебные местности, «где действуют свои правила, не такие, как в реальной советской жизни, а сказочные, мифологические, но и не столь выдуманные, как в ремизовском мире, а приближенные к природе вещей212». Во многом благодаря Пришвину в советской «прото-массовой» культуре тоталитарного периода «уцелело» само упоминание о Берендеевом царстве – соотнесенном территориально с местностью вокруг железнодорожной станции Берендеево под Переславлем-Залесским213.

      Другим «сказочным» топонимом, в сохранение которого в советской культуре внес свою лепту и Пришвин, был невидимый град Китеж, который неоднократно упоминается в «Кащеевой цепи» и в «Осударевой дороге» и которому писатель посвятил отдельный очерк «У стен града невидимого (Светлое озеро)» (1909). Мифологема Китежа стала весьма популярной в культуре Серебряного века благодаря опере Н. А. Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» (1907) – популярной настолько, что образ города, по старообрядческой легенде XVIII века, воспроизведенной в романе «В лесах» (1871 – 1874) П. И. Мельникова-Печерского, города, опустившегося на дно озера, чтобы не сдаваться врагу, сделался своего рода культурным клише: отсылки к легенде, прямые упоминания Китежа, метафорические переосмысления этого образа встречаются в стихах А. А. Ахматовой, М. А. Волошина, С. А. Есенина и других поэтов, «сокровенный град» изображен на полотнах М. В. Нестерова и К. И. Горбатова, и даже будущий «пролетарский писатель» А. М. Горький процитировал духовный стих о Китеже в повести «В людях» (1916). После

211

Устав Союза писателей СССР // Первый Всесоюзный съезд советских писателей: стенографический отчет. М., 1934. С. 716.

212

Варламов А. Н. Пришвин, или Гений жизни. Биографическое повествование. М.: Молодая гвардия, 2003. С. 311.

213

Многочисленные современные «Берендеевы царства» – пансионаты, рекреационные комплексы, зоны отдыха и т. д. – своим названием обязаны пьесе А. Н. Островского «Снегурочка» (1873) и одноименной опере Н. А. Римского-Корсакова (1885), «реабилитированным» наряду с остальной русской «сказочной» классикой в середине 1930-х годов; пьеса вошла в «академический» репертуар советских театров, опера регулярно ставилась на советской музыкальной сцене, вокальные партии в ней исполняли, в частности, С. Л. Лемешев и И. С. Козловский, выпускались грампластинки, вследствие чего в массовой культуре позднесоветского периода о царстве «странных берендеев», как выражался сам Римский-Корсаков, были «наслышаны». А М. М. Пришвина, творчество которого затрагивалось советской школьной программой, причислили к писателям-«природоведам» вместе с К. Г. Паустовским и В. Л. Бианки; его «сказочные» произведения, принадлежащие перу человека, который писал в дневнике: «Историю великорусского племени я содержу лично в себе, как типичный и кровный его представитель», ныне почти забыты, за исключением детской повести «Кладовая солнца» (1945). О творчестве М. М. Пришвина, помимо указанной монографии А. Н. Варламова, см.: Борисова Н. В. Жизнь мифа в творчестве М. М. Пришвина. Елец: Изд-во ЕГУ, 2001; Рудашевская Т. М. М. М. Пришвин и русская классика СПб.: Изд-во СПбГУ, 2005; Овчинникова Л. В. «Сказка – это выход из трагедии?» Особенности творческих поисков М. М. Пришвина (1940-е – 1950-е гг.) // Вестник МГГУ. Филологические науки. 2009. №1. С. 15—27.