Поиски национальной идентичности в советской и постсоветской массовой культуре. Кирилл Королев

предводительством здравствующего вождя»202. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что в рамках нового историографического канона обезличенный «пролетариат» из революционной и постреволюционной пропаганды предыдущих лет уступает место иному «социальному воображаемому» (Ч. Тейлор) —«народу», жизнь, творчество и «корни» которого, по В. И. Ленину, должны отражать наука и искусство. Причем если первоначально в публицистических и художественных текстах под «народом», как правило, подразумевался народ-население, народ-граждане («рабочий народ», «трудовой народ», «масса трудящихся», «прогрессивные силы общества во главе с пролетариатом» и аналогичные пропагандистские клише203), то постепенно эта лексема приобрела значение народа-нации, конкретно – русского народа; ср.:

      И ты глядишь на цепь знакомых рот,

      На Сидоровых, Павловых, Петровых,

      И видишь не соседей, а народ,

      И волю, а не линию винтовок

      (И. Л. Сельвинский); «…суровый, смелый / Народ наш многое постиг» (И. П. Уткин). Подобно «пролетариату», этот «народ» мыслится особым существом, самостоятельной личностью, обладающей конкретными свойствами – богатырь, труженик и пр., но главной характеристикой, имплицитной или эксплицитной, становится именно этническая; по замечанию С. Г. Воркачева, в текстах данного периода «русский народ представляет собой рефлексивное порождение своей родины как географической, исторической, социальной и духовной среды обитания»204. (Мало кто вспоминал – если вспоминал вообще – слова Л. Н. Толстого из письма 1881 года: «Что такое народ, народность, народное мировоззрение? Это ничто иное, как мое мнение с прибавлением моего предположения о том, что это мое мнение разделяется большинством русских людей205»; данная метафорика «народности», к слову, сохраняет популярность по сей день, в политическом и в социокультурном нарративе.)

      Конечно, сохранялись и другие значения лексемы «народ»; пожалуй, самый показательный пример – «комбинация» этнического и гражданского смыслов в словосочетании «враги народа». Кроме того, определение «народный» использовалось и для обозначения артефактов традиционной, прежде всего крестьянской культуры, особенно культуры, «преображенной советской действительностью», будь то палехские миниатюры или «новины» М. С. Крюковой206, но далеко не всегда при анализе текстов тех лет можно вне контекста установить, что скрывается за понятием «народное искусство» – это может быть и фольклор, и «новый» фольклор, и искусство, в ленинской формулировке, созданное советским / русским народом и для советского / русского народа. Однако в целом для отечественной риторики второй половины 1930-х годов и позже свойственно именно этническое (этнополитическое и этнокультурное) толкование лексемы «народ». Более того, и самоидентификация советских людей в эти годы во многом становится этнической,

202

Platt K. M. F., Brandenberger D. Terribly Romantic, Terribly Progressive, or Terribly Tragic: Rehabilitating Ivan IV under I.V. Stalin. P. 653.

203

См., например: Каммари М. Д., Глезерман Г. Е. (ред.). Роль народных масс и личности в истории. М.: Государственное издательство политической литературы, 1957.

204

См.: Воркачев С. Г. Лингвоидеологема «народ» в зеркале русской поэзии // Научный диалог. 2013. №5 (17). Филология. С. 50—71; он же: Singularia tantum: идеологема «народ» в русской лингвокультуре. Волгоград: Парадигма, 2013; Королев А. А. Этноменталитет: сущность, структура, проблемы формирования. М.: Изд-во Московского гуманитарного университета, 2011.

205

Цит. по: Рассадин С. Б. Советская литература. Побежденные победители. М.: Новая газета, 2006. С. 202.

206

О советском Палехе см.: Вихрев Е. Ф. Палех. М.: Недра, 1930; он же: Родники. М.: Советская Россия, 1984; Зиновьев Н. М. Искусство Палеха. Л.: Художник РСФСР, 1975; Бойм С. Китч и социалистический реализм // Новое литературное обозрение. 1994. №15. С. 54—65. О творчестве М. С. Крюковой и советском псевдо-сказительстве см.: Иванова Т. Г. О фольклорной и псевдофольклорной природе советского эпоса; Миллер Ф. Сталинский фольклор; Доклад фольклориста А. М. Астаховой «Пути развития русского советского эпоса» на совещании, посвященном советской былине во Всесоюзном доме народного творчества 26 апреля 1941 года // Фольклор России в документах советского периода 1933—1941 гг.: Сборник документов. М.: Республиканский центр русского фольклора, 1994. С. 202—222; Юстус У. Вторая смерть Ленина: функция плача в период перехода от культа Ленина к культу Сталина // Соцреалистический канон. СПб.: Академический проект, 2000. С. 026—952; Добренко Е. Метафора власти. С. 104—112; Козлова И. В. Фольклор в свете идеологического дискурса 1930-х годов // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. 2008. Вып. 74—1. С. 236—243.