Маневры памяти (сборник). Михаил Глинка

не выделялся, но, можно сказать, торчал.

      По-видимому, на этом месте службы наш новый командир был еще недолго, и его в училище еще недостаточно знали.

      XVIII

      В первый же наш банный день командир роты, что не было в порядке вещей, отправился вместе с нами не только до раздевалки, но так же, как все мы – разделся догола и – туда, где тазы, души, краны. В полуподвале было тепло, почти жарко, предыдущий взвод (это были тоже пятикурсники, но с другого факультета) заканчивал мытье. Свободных шаек было мало, и повезло не всем. А на одной из скамеек сидел здоровячок с двумя шайками по бокам – в одной вода слегка замыленная, во второй – чистая, на смену.

      – Я у вас возьму один тазик? – вежливо сказал, берясь за ручку этой шайки, наш новый и при этом голый командир роты.

      – Я тебе возьму!

      Бреверн аккуратно поднял шайку за две ручки и еще аккуратней вылил чужую ему воду на бетонный пол. Вода побежала по полу к стоку. Владелец шайки вскочил, надвинулся и стал выкрикивать слова, привести которые не имею возможности. Бреверн рядом с ним, если говорить о комплекции, выглядел неважно.

      – Откричались?

      Тот, еще что-то выкрикивая, поднял руку. Не то чтобы замахнулся, но обозначил.

      – Так, – сказал наш новый командир роты. – Прибывшие из Ленинграда – сюда! Взять товарища под белы руки! Взяли? – и, уже обращаясь к фигуранту: – Перед вами – старший офицер. И вы чуть не испортили себе будущую службу, – и нам: – Молодца – под холодный душ – и держать… Тридцати секунд, думаю, хватит!

      Однокурсники парня еще только стали к нам подходить, а этого уже и ополоснули, и отпустили. И – такое ощущение, вроде все рассосалось. Сообща хохотнули. Но капитана третьего ранга с телосложением худощавого юноши запомнили, наверно, все.

      – Как? Как фамилия твоего командира роты, ты сказал? – переспросил меня дядя, когда я позвонил ему по телефону в Ленинград, еще перед тем, как нас отправили на последнюю нашу практику в Северодвинск. И потом, будто даже слегка ошарашенный, дядя попросил повторить фамилию по буквам.

      – Бочка. Рыба. Еда. Время. Еда… – наверно, я говорил что-то вроде этого.

      – А ты поинтересуйся – только аккуратно, Бреверны-де-Лагарди ему не родственники?

      Дядя, как я, кажется, уже раньше сообщил читателю, служил в Эрмитаже, где занимался более всего русской военной историей.

      – Был такой Александр Иванович, – добавил дядя, – из эстляндских дворян, в 1850-х командовавший кавалергардским полком…

      В тот же день, постаравшись, чтобы вопрос мой никто другой не услышал, я нашел возможность задать его командиру роты, а он в ответ довольно сухо, если не жестко, спросил, с какими целями я его об этом спрашиваю. Я сказал ему о дяде, о том, где дядя работает, чем занимается, и о том, что к дяде обращаются с вопросами постановщики спектаклей и фильмов на исторические темы. Непосредственно в это время у дяди что-то завязывалось с Сергеем Бондарчуком (отцом нынешнего Бондарчука), который начинал собирать волокна будущей режиссуры «Войны и