Маневры памяти (сборник). Михаил Глинка

двадцатиметровой. И в воде многих уже сразу накрыло…

      Сейчас, когда с того дня уже прошло больше полувека, финал этот представляется уже не просто гибелью очередного корабля. Его можно рассматривать и как логический этап перевооружения. Этап, охраняемый огромным багажом закрытых обстоятельств, именами людей, которые, возможно, мы никогда не узнаем, этап, отягощенный жертвами. Но разве только у нас так бывает? Вспомним, например, рассуждения некоторых военных аналитиков о причинах того, почему Рузвельт, уже уведомленный о том, что армада японских бомбардировщиков взяла курс на юг, почему-то медлил с принятием решения об оповещении командования флота, базирующегося на Гавайях. Так это или иначе, но именно последовавшая трагедия Пирл-Харбора разбудила дремлющую Америку. Хрущевское время – это ведь не только кукуруза и обещания перегнать Америку.

      Мысль о том, что горькая потеря иногда бывает гораздо действенней и результативней легкой победы – мысль не новая. И продолжать считать состарившийся еще на стапелях сорокалетний итальянский линкор единицей стратегической было уже явной нелепостью.

      Эра броненосцев, дредноутов, линкоров – заканчивалась.

      И тут же – так бывает только в реальной жизни, когда вдруг то, что ты, как тебе кажется, уже настолько отчетливо все понял и так со всеми разумными доводами согласился – это логичное, осмысленное представление о событии или явлении переворачивается, да еще и с ног на голову. Так, совсем недавно я узнал, что уже несколько лет как знаком с Ириной Клейнер, дочерью командира «Новороссийска», поскольку они с мужем дружны с той семьей, что особенно близка и мне (Вилинбаховы), но о «Новороссийске» как-то просто не заходила речь. Понятно, узнав такое, я уже не мог не начать задавать вопросы. И Ирина рассказала о том, что не могло не поразить девочку-подростка на огромном боевом корабле, командиром которого был ее отец. И красное дерево катера, на котором девочку доставляли на борт, и роскошный капитанский салон, и ковровые дорожки, и, наконец, то торжество, когда ее принимали на борту этого корабля-дворца в пионеры… Такое и захочешь забыть, так не удастся.

      Но рассказала и о том, и это уже глава другая, как ее отец, капитан первого ранга Александр Павлович Кухта, буквально накануне рокового для его корабля дня отбывший по «горящей» путевке на курорт в Хосту, был срочно и без объяснения причин вызван обратно в Севастополь. Возвращение заняло несколько часов, и когда за поворотом дороги в окне такси открылась севастопольская бухта, то вместо мачт и орудийных башен своего линкора командир увидел над водой лишь часть его днища.

      – А вы что, не знали? – изумленно спросил молчавший до того таксист.

      Документы, подводящие черту под выводами комиссии по поводу гибели линкора, Кухта не подписал. Со многими пунктами того, что ему предлагали подписать, он был решительно не согласен. Его понизили в звании до капитана второго ранга и уволили в отставку без права