Что скрывает снег. Юлия Михалева

это вышло? – в дороге нарушил тишину Ершов.

      – Я стрелял в ногу, – кратко отвечал Деникин.

      – Мне?

      – Да нет же! Ему. Тому, кто вылез через окно.

      – Но это возможно только в едином случае. Постойте-ка. То есть как? Как вы смогли нажать на курок, держа пистолет дулом к себе – и даже не понять этого?

      – Я спешил. Ты и вовсе ничего не сделал!

      – А зачем вы вообще стреляли? Зачем нам тело? Они разговаривать не способны. Эх, Деникин… – Ершов неожиданно захохотал. – Да вы даже застрелиться сами не сможете!

      Деникин недобро молчал.

      Разбуженный полицейский фельдшер успокоил боль Ершова морфием, затем, ворча, достал пулю, обработал рану и наложил повязку. Закончив работу, он уверил Деникина, что жизнь его подчиненного совершенно точно находится вне опасности.

      Вопросов о происшествии фельдшер, ко всеобщему удовольствию, не задал.

      ***

      – Если бы не ваша попытка меня застрелить, мы бы непременно поймали и опросили хотя бы одного из них. А то и обоих. Я бы отправился за беглецом, а вы – за женщиной, на которой разорвали платье.

      – Если бы вы не перепугали их с самого начала своими разговорами, а потом – поисками дядьки Мишая, они бы и вовсе не стали разбегаться!

      – А ну разойдись! Срочное дело до господина помощника! – проревел знакомый бас за дверью прежде, чем она распахнулась.

      В управу вошли околоточный Сомов в паре с почтовым ямщиком. Вместе с ними к Деникину явилось спасение от сегодняшнего визита в белоснежную резиденцию.

      Однако в целом же ситуация теперь стала куда более запутанной.

      V

      Звери лесные

      Право, лучше бы на двери висел замок. Тогда бы можно было просто применить ключ, оставленный радушным хозяином на привычном месте – шнурке между оконными ставнями и стеной. А как попасть дом, запертый изнутри, не разбивая окон и не учиняя иного варварства?

      Не горел свет, не слышались и звуки. Если бы жильцы спали, то уже давно бы вышли на стук и крики, настолько громкие, что подняли бы и покойника. Однако дверь отворяться не собиралась, и теперь у Василия не имелось ни единой идеи, куда податься.

      Удивительно, как все сложилось.

      Сын генерал-губернатора Софийского знался с многими горожанами, изрядно пренебрегая сословной дистанцией – чем немало гневал родителя. И если бы еще неделю назад его спросили, в чьем доме он смог бы скоротать ночь – он бы смело указал на десяток. Но, когда такая нужда и впрямь настала, выяснилось, что идти Василию абсолютно некуда.

      О возвращении в зимовье не могло быть и речи. Почтовые сани, на которых Василий прибыл в город, скорее всего, до сих пор стояли в полицейской управе. Предлагать же свою компанию местным – малочисленным смельчакам, кто отваживался покинуть относительно спокойные границы города в такое ненастье – было нелепо. По городу быстро бы разошлась молва о появлении Василия, и в таком случае замысел полностью утрачивал смысл. С таким же успехом сын мог прямо сейчас не пытаться