Эскизы на фоне миражей. Писательские размышления об известном, малоизвестном и совсем неизвестном. Рунов Владимир Викторович

Он, кстати, не только большущий партийный чиновник (секретарь ЦК КПСС), но и поэт. Чтобы не вызывать в обществе оторопь, выступал под псевдонимом Осенев, иногда Днепров. Правда, Днепрова потом пришлось отставить, поскольку узнал, что под этим именем пытается «войти» в кинематограф первый заместитель председателя КГБ Семён Цвигун, автор сценариев художественных фильмов о войне, где главную роль играет кумир всех советских зрителей Вячеслав Тихонов, причём самого Цвигуна – под именем майора Млынского.

      Горбачёв и Лукьянов – почти друзья, вместе учились в МГУ, на юридическом факультете. Иногда (даже на людях) он звал его Миня, тот его – Толик, что, впрочем, не помешало в августе 1991 года упрятать «Толика» в «Лефортово» за якобы причастность к изоляции «Мини» в крымском Форосе. На нарах «Толик» «парился» почти полтора года, обвинённый в «измене Родине, заговоре с целью захвата власти, превышении властных полномочий» и прочей чертовщине, к которой, по правде говоря, практически не имел отношения, хотя бы в силу мягкого и нерешительного характера. Как говорится, всякий может обидеть поэта! Вот и обидели…

      Бывший друг «топтал» Лукьянова с такой силой, что даже Руслан Хасбулатов, главный сотоварищ Ельцина по разрушению СССР, пытался его подзащитить. Самое смешное (то есть совсем самое), что когда выпустили Лукьянова, то почти сразу на те же нары усадили… Хасбулатова, и тоже «за измену Родине». Сделал это уже Ельцин, добавив к традиционным обвинениям ещё и «организацию вооружённого бунта».

      Что утешает – в нашей стране всегда есть возможность умереть от хохота. Правда, горького! Этим и спасаемся…

      Но то было потом, а пока, удачно «словив» Лукьянова в кремлёвском коридоре, Владимир Николаевич Чернавин убеждает его в необходимости вернуться к «проблеме Кузнецова». Анатолий Иванович обещает, но говорит, как и принято в партийной среде, округло:

      – Сказать ничего не могу. Позанимаюсь и дам знать…

      Через месяц, когда Чернавин решил, что дело в очередной раз «швах», Лукьянов позвонил:

      – Владимир Николаевич! Помните, мы с вами говорили о Кузнецове?

      – Конечно, помню!

      – Так вот, по этому вопросу я расцениваю ситуацию как небезнадёжную.

      – Что же нам делать? – оживился адмирал. – Ждать или предпринять что-то?

      – Я не ручаюсь, что получится, – остановил его сверхосторожный Лукьянов, – но думаю, что можно повторить заход с новыми предложениями.

      – Тогда мы этим займёмся?

      – Хорошо…

      Однако и после этого «хорошо» суеты было ещё «выше крыши»: продолжительные хождения по высоким инстанциям, обсуждения на уровне коллегии Министерства обороны, снова переговоры с Лукьяновым, тот, в свою очередь, опять встречался с Горбачёвым, пока, наконец, Михаил Сергеевич не согласился подписать Указ об очередном присвоении (на этот раз покойному Кузнецову) звания адмирала флота Советского Союза. Произошло это как раз накануне развала СССР и изгнания