Эскизы на фоне миражей. Писательские размышления об известном, малоизвестном и совсем неизвестном. Рунов Владимир Викторович

командующего ВМФ.

      Вот такая метаморфоза! Она, безусловно, наложила отпечаток на личные отношения двух выдающихся флотоводцев. Будучи людьми высокоинтеллигентными, к тому же связанными долгими годами совместной службы, они, конечно, не позволяли в отношении друг друга худого слова, но и хороших определений сторонились.

      Николай Герасимович остаток жизни посвятил литературному труду, написав обширные тома о становлении и заслугах советского военного флота, подробно коснувшись сотни имён, но если на страницу попадал Исаков, то всегда как-то мимоходом, даже без малого упоминания о тяжелейшем ранении. Видимо, неизбывная обида всё-таки водила пером. В чём же она? Я думаю, в несправедливом отношении к нему сначала Сталина, а потом и Хрущёва.

      В отличие от Исакова, Николай Герасимович никогда не был царским офицером, более того, происхождением из той самой лапотной среды, что ценилась тогда превыше всего, но сердце вождя он этим так и не растопил. Может быть, виновато его упрямство, когда речь заходила о проблемах флота, которые он постоянно обострял, невзирая на лица. Однажды Сталин даже бросил вроде шутливо:

      – Почему, Кузнецов, ты всё время ругаешься со мной? Ведь органы уже давно просят у меня разрешения тобой заняться…

      Присутствовавший Берия тут же блеснул исподлобья зловещим пенсне, которого все так боялись, а Кузнецов – вроде не очень…

      В отставке Николай Герасимович писал много и довольно подробно, хотя как разжалованный отставник лишён был доступа к архивам, первоисточникам. В основном, писал по памяти, которая у него оказалась на уровне литературного дара самой высокой пробы. Однажды Симонов, заехав на дачный «огонёк», предложил:

      – Николай Герасимович, почему вы в Союз писателей не вступаете? Подавайте заявление. У вас такие замечательные книги, столько хороших статей – мы вас примем…

      В ответ Кузнецов только рассмеялся:

      – Ну какой я писатель? Как вообще могу претендовать на это место?.. Надеюсь, вы шутите… Я пишу не романы, а документ о прожитом и пережитом, а это может каждый, кто захочет…

      А вот Исаков воспользовался советом одного из владетельных «князей» советской литературы, коим был Симонов, и вступил в Союз писателей, где слыл литератором с хорошим художественным вкусом, чем немало гордился, считая своим долгом даже давать советы другим, в частности, тому же Кузнецову.

      Адмирал Чернавин после очередного общения с супругой опального адмирала вспоминал:

      «Его писательская работа вызывала настороженность у военных, особенно у моряков. Почему? Может быть, кто-то считал, что Николай Герасимович действительно скажет излишне много из того, что знал? Были и такие, кто не хотел этого… Вера Николаевна рассказывала мне такой эпизод, – вспоминает Чернавин. – Сразу после издания первой книги под названием “Накануне” к ним на дачу приехал Исаков. Был нездоров, но, тем не менее, приехал. При этом выглядел встревоженным и сразу, с порога,