Коронка в пиках до валета. Василий Новодворский

Зеленая.

      – Може, синяя? – спросил Кузьмич.

      – А може, и синяя. Что синяя, что зеленая – это все одно. Разницы нет! – протянул Евстигней, выпуская клуб дыма.

      – Эх ты, тюря! – с презрением сказал Кузьмич. – Тысяча цветов синего есть да тысяча зеленого.

      – Разговаривай тожа… тысяча! – Евстигней даже усмехнулся. – Тысяча!

      – Куда карета поехала? – спросил Кузьмич.

      – Ваньку Доброписцева спроси, он сзади прицепимшись ехал.

      Кузьмич искренне обрадовался.

      – А, Ванька! Вот это хорошо, – говорит, – Ваньку и спросим. Ну, прощай, кум, – обратился Кузьмич к Евстигнею. – Тебе, брат, не будочником быть, а чучелом на огороде торчать!

      – Поговори еще, – равнодушно ответил Евстигней. – Я те дам!

      Кузьмич отправился искать Ваньку.

      Испугался Ванька, когда его Кузьмич за шиворот схватил и к себе потянул. Шкодлив был Ванька, а потому всегда за собой вину чувствовал.

      Стал его Кузьмич насчет кареты выспрашивать – молчит, быком смотрит.

      Успокоил его Кузьмич, даже грош ему дал. Наконец добился своего – все, что мог, вымотал у мальца.

      Ну да. Ванька висел «прицепимшись»… Номера не посмотрел – не к чему было. А вот пукет на карете сзади нарисован был – так он, Ванька, пока ехал, куском стекла весь пукет испоганил – всю краску соскреб.

      – Молодчага! – обрадовался Кузьмич и еще грош Ваньке дал.

      … А карета ехала по Большому по 17-й линии. Тут Ваньку какой-то извозчик кнутом полоснул, ну, он тогда от кареты отцепился и домой побег. Вот и все.

      Утром пришел Кузьмич «на работу» к Марфе Петровне.

      На всякий случай у ворот постоял – на следы кареты посмотрел. Видит, правая лошадь с одной ноги подкову потеряла. Стоит Кузьмич, на землю смотрит. Нагнулся, в травке пошарил – нет ли, мол, там чего. И что бы вы думали?.. Публика собираться стала. Чиновница Авдотья Петровна Лысухина остановилась. Инвалид Сидорыч приковылял, тоже стал смотреть.

      – Ты это что, Кузьмич? Аль деньги оборонил? – спрашивают.

      – Тьфу! Ну и народ в Гавани! – Кузьмич даже обозлился. – Пуговица от брюк отскочила, – говорит. – Ищу вот!

      Еще кое-кто подполз, тоже стали смотреть. Инвалид даже в крапиву залез, шарит – не верит, что пуговица.

      Ушел Кузьмич во двор к Марфе Петровне. А там его уж ждали. Стал орудовать. Командует: «Стол тащите! Вот сюда его… на солнышко!» Притащили стол. Сундучок вытащили. Что в сундуке было, все на стол высыпали…

      Начал с сундука. Вертел, вертел… Наконец обратил внимание на то, что в одном углу нацарапана цифра 1, в другом – 8, в третьем – 1, в четвертом – 9. На крышке сундучка нашел еще рисунок: какой-то домик, будто на горке, и крест около.

      В подкладке жилета нашел трубочку из бумаги. И на бумажке опять – 1819. А в морских книгах буквы некоторые подчеркнуты словно.

      Взял Кузьмич трубочку бумажную и две книги, домой их понес. Велел сундучок припрятать и все, что в нем, – тоже.

      …Дня через два приходит Кузьмич туча тучей.

      – Ну что? – спрашивает Илья.

      – Ерунда вышла. Бился, бился, все подчеркнутые