Коронка в пиках до валета. Василий Новодворский

одежды, две книги, какие-то морские инструменты и больше ничего.

      Посылка этих старых, по-видимому никому не нужных вещей совершенно сбила с толку Марфу Петровну. Почему у кого-то в Петербурге оказались вещи ее мужа, который сидит на Аляске?.. Что обозначает присылка этих вещей?.. Наконец, кто этот таинственный незнакомец, который знает какие-то тайны об ее муже?.. Почему он (а Марфа Петровна была уверена, что это все он) посылает ей ежегодно крупные деньги?.. Марфа Петровна растерялась совершенно.

      – Главное – надо узнать, кто прислал сундук, – сказал Илья. – Он, наверное, знает какие-нибудь подробности о Павле Ефимовиче. Может быть, знает точно, где он. Это нам с Леной знать необходимо!

      – Но как это узнать – вот вопрос!

      – А Кузьмич? – воскликнула Елена. – Может быть, он возьмется?

      – В самом деле, – сказал Илья. – Надо обратиться к нему!

      – Ну конечно, к нему! – воскликнули в один голос Марья Кузьминична и Марфа Петровна.

      Гаванский следопыт

      Замечательный был человек этот Кузьмич, исконный гаванский обыватель.

      Виду был он, правда, неказистого – на крысу немного смахивал. И голова потешная: бороденка клочками, с боков вихрастая, а посреди – плешина.

      Глаза у него были острые, пронзительные, можно сказать – всякого он насквозь видел, без различия пола и возраста. Голос словно придушенный, хриплый такой. Руки всегда в работе: то сапоги чинит, то кому-нибудь на штаны заплатку ставит, то табак трет, то леску крутит… Сидит день-деньской на скамеечке у ворот и по сторонам все зыркает. Работать работает, а сам нет-нет да и зыркнет. А то и в землю смотрит, в грязь…

      – Эге, – скажет и носом этак многозначительно шмыгнет, – а у Ивана-то Петровича каблук сбился.

      Это он по следу узнал. Всех соседей следы знал. Такой примечательный был!

      – А вот это, – говорит, – Павлушка, должно, в кабак подрал. Гм… гм… сидит еще там. Подождем.

      – Ну и почему это вы, Аким Кузьмич, все это знаете? – бывало, спросят его.

      – А по следу, – отвечает, – у всякого человека след свой, а поступь разная бывает… Душа евонная в поступи и скажется. Коли ты с благоговением в храм Божий идешь, то след твой чистый будет, не сумнительный какой, ясный, от носка до каблука ровный, и торопки в нем нет. А коли ты в кабак бежишь, след твой совсем ненормальный выходит. Вишь?.. Смотри… Бежал человек… Павлушкин след… и скривил его… во! Озирался, значит, – жена не видит ли. Опять же из кабака след совсем другой будет. Конечно, это опять же смотря сколько человек в себя пропустит. А уж во всяком случае ровности не будет… и упор больше на каблук будет. Потому носок не держит пьяного. Да и линия ломаная выходит всему следу… потому его в стороны бросает.

      Проходит мимо Кузьмича Иван Петрович.

      – Здрасте, Иван Петрович!

      – Ну, здрасте.

      – Позвольте, – говорит Кузьмич, – я вам каблучок освежу, а то обувь спортите.

      – Какой тебе черт нашептал,