Коронка в пиках до валета. Василий Новодворский

не дает».

      И сколько раз эти дамы даже кое-кого подговаривали, чтобы Кузьмичу шею намять как следует. Да Кузьмич умел с такими «бойцами» разговаривать и так дело оборачивал, что всегда уходили они от него, хвост поджавши.

      И при всем том скучал Кузьмич в Гавани до ужасти. Все-то он про всех знал. Всех-то насквозь понимал. Для него в Гавани круговорота подходящего не было! И друзей-то у него настоящих здесь не было. Из страха его кормили да в «Капернауме» поили. Старые бабы колдуном его считали, лопотали, что с чертом-де Кузьмич ведается. Только, конечно, ерунда все это было. Просто такой уж у него талант был, глаз такой примечательный. Простой, обыкновенный человек тысячу раз мимо забора пройдет и ничегошеньки не приметит, а Кузьмич посмотрит.

      – Эге, – скажет и носом шмыгнет (привычка такая уж у него была), – эге, гвоздь-то на заборе скривился… А вчера ровно стоял. – Все, черт старый, помнил. – Мм, – мычит, – а это что? – И тащит с гвоздя кусок нанковой материи приличного цвета. Ясно, от мужских панталон модного рисунка!

      – Чьи бы это штаны? – Думает, думает, припоминает, припоминает и вспомнит: – Володькины! Ей-богу, Володьки Свистоплясова!.. Гм… А почему Володька Свистоплясов через забор лазил? – И пойдет, и пойдет… Тьфу!.. Даже самому под конец тяжко сделается. А с Володьки за починку штанов сдерет.

      …Вот к этому Кузьмичу и обратилась Марфа Петровна за помощью. К себе его пригласила, графинчик водочки воздвигла со всеми принадлежностями: селедочку там с гарниром, редисочки в сметанке, груздочков поставила. Ну, одно слово, все, как следует, и чай с крендельками.

      Пришел Кузьмич, взором все окинул, носом шмыгнул этак многозначительно, а сам думает: «Дело сурьезное. Целкачом пахнет». Однако виду не показал. Видит – Илья с Еленой являются.

      – Здравствуйте, – говорит Илья и обе руки Кузьмичу протянул.

      Кузьмич, конечно, руки ему пожал и говорит:

      – Здрасте, гордость наша гаванская, краса гаванских палестин! Скоро плавать вокруг света отправитесь? Слышал я, что вы уж на ходу, так сказать?

      – Скоро, скоро! – ответил Илья, улыбаясь.

      – Милости прошу, Петр Кузьмич, к столу. Закусите, чем бог послал.

      Марфа Петровна так ласково приглашала, что Кузьмич стал изумляться все больше и больше: к почету он приучен не был.

      «Чего она меня так обхаживает?» – думает. «В чем дело?» – в догадках путается. «Этак по милости Господней, пожалуй, и трешницу с них сорву», – думает.

      Закусил, чаю выпил. Ждет, в чем дело. Приготовился, табаку нюхнул. Носом шмыгнул. Все, как следует.

      – Вот в чем дело, – тянет Марфа Петровна. – Совет ваш нужен и помощь. Дело выходит казусное.

      – Внимаю, – говорит Кузьмич и голову набок скривил (всегда так слушал, ежели что важное было). А потом и говорит: – Ежели дело сурьезное, лучше бы с глазу на глаз?

      – Ничего, – говорит Марфа Петровна, – все свои!

      «Н-ну, – думает Кузьмич, – коли здесь столько народу интерес имеют, сорву и красненькую».

      И рассказала ему Марфа Петровна все, как было: как карета приезжала,