Фернандо Магеллан. Книга 3. Игорь Ноздрин

христиан.

      Обмен товарами продолжался. Трюмы кораблей наполнялись провиантом, освобождались от дешевых европейских побрякушек, битого стекла, заржавевшего железа. В пустовавших клетях поселились куры и гуси. Не знакомые с запретами Корана язычники привезли свиней. По вечерам из утробы корабля, как из Ноева ковчега, слышались голоса птиц и животных. Запахло навозом, тяжелым запахом овчарни.

      Одно не удавалось морякам – найти замену привычному вару. Как ни старались конопатчики сварить из воска и смолы вязкую, прочную шпаклевку, пакля вываливалась из пазов, серые куски нового вещества плавились на солнце, вымывались из щелей морской водой. Каравеллы сочились старыми лоханями. Раздавались чавканье королевский насосов, шум выливавшейся за борт грязи.

      Чем быстрее загружались трюмы и больше радовались баталеры с факторами, тем мрачнее становились кормчие, – отяжелевшие корабли теряли прочность.

      Не лучше были дела и у плотников, знавших каждую подгнившую доску и не способных заменить их в гавани, где опасно разбирать оснастку мачт, затевать переборку корпусов, где волны и ливни грозят вытолкнуть суда на мелководье. Для ремонта требовалось прочное дерево, за которым надо идти в лес, тщательно выбирать, простукивать стволы, делать надрезы. Его пришлось бы тащить через весь город на берег, тянуть на тросах за лодками, поднимать на палубы. Такая работа потребовала бы усилий половины эскадры. Опустевшие корабли и люди в джунглях могли стать легкой добычей мусульман.

      Долго раздумывали офицеры, как починить каравеллы, не перейти ли к язычникам в противоположную часть залива? Приплывавшие купцы рассказывали, будто их властитель был могущественен, как Сирипада, но менее тщеславен, доступен подданным. Он часто в сопровождении свиты появлялся в городе, вершил суд и расправу над преступниками. Князек звал испанцев к себе, обещал хороший прием. Ради союза с королем доном Карлосом против мавров, вечных своих противников, соглашался принять христианство. Моряки решили не вмешиваться в распри, остались на якорях. Время шло, корабли текли и гнили.

      К концу месяца пришлось обратиться за помощью к радже, просить отыскать смолу, заготовить доски и дрова. Послов выбирать не пришлось – вспомнили о настойчивых приглашениях Сирипады. На берег для переговоров отправили с маленьким Хуаном старшего кормчего «Виктории», писаря флагмана, двух солдат.

* * *

      Карвальо прогнал чернокожую любовницу, позвал сына. Хуан осторожно открыл дверь каюты, куда ему без стука запрещалось входить. Раньше здесь жил самый богатый и знаменитый адмирал, а теперь пребывает отец, пусть менее уважаемый, но пользующийся благами покойного героя. Мебель, стены, зеркала, распятие хранили память о кавалере ордена Сант-Яго, губернаторе южных морей, возвеличивали в глазах подростка отца.

      Жуан сидел в кресле у окна в светлой рубахе, синих штанах и домашних туфлях. В тщательно прибранной каюте не сохранилось следов многодневной попойки, вызывавшей зависть и разговоры в кубрике – новом доме и новой семье