Фернандо Магеллан. Книга 3. Игорь Ноздрин

Альбо шумно втянул тонкими ноздрями воздух. – С берега потянуло теплом, – заметил кормчий, – с каждым днем приближается сезон дождей. Не застрять бы в гавани до следующего года!

      – Неужели корабли так сильно прохудились? – удивился летописец.

      – Не дотянут до Испании. Хорошо бы найти бухту, где никто бы не мешал заниматься делами.

      – Чем плох этот залив? – не понял Пигафетта. – Почему мы напрасно теряем дни?

      – Спроси Жуана! – посоветовал Альбо. – Он сейчас в каюте занят «делом».

      Священник пропел вполголоса:

      «Мертвые мухи портят, делают зловонной благовонную масть

      мироварника;

      То же совершает небольшая глупость уважаемого человека с его

      мудростью и честью».

      – Верно, – согласился приятель. – Почему ты тихо говоришь о нем?

      – Екклесиаст учил: «Даже в мыслях не злословь царя, не клейми богатого в спальной комнате; птица небесная может перенести слово, пересказать твою речь».

      – Раньше я не замечал за тобой трусости, – упрекнул Пигафетта друга, – а теперь ты боишься, что нас подслушают.

      – Сеньор Магеллан был другим человеком. На месте Карвальо он бы не послал на берег Эспиносу вместе с Элькано. Каравелла могла лишиться капитана и главного кормчего.

      – Святой отец прав, – поддержал монаха Альбо. – Мне тоже это не понравилось. Они нарушили королевские инструкции: нельзя оставлять корабли без старших офицеров.

      – Жуан все просчитал – его устраивала любая судьба посольства. Мир с маврами или гибель соперников были одинаково желанны, – решил Антонио.

      – Напрасно ты наговариваешь на него, – Пигафетта заступился за капитана. – У Карвальо есть много недостатков, но винить его в коварстве и жестокости нельзя.

      – Я высказал предположение, – не захотел спорить монах. – Дай Бог, чтобы я ошибся!

      Друзья замолчали.

      Альбо сидел неподвижно, вдыхал принесенные бризом запахи леса. Его косматая голова уперлась в бушприт, нос вздернулся к небу, веки отяжелели. Он засыпал.

      – Когда у тебя следующая вахта? – спросил кормчего Пигафетта.

      – Не знаю, – пробормотал тот, сползая ниже и устраиваясь удобнее. – Какие здесь вахты? Все перемешалось.

      – «От лености обвиснет потолок; и когда опустятся руки, протечет дом», – тихо проворчал Антоний.

      – Что ты сказал? – не понял приятель.

      – Спать пора, – промолвил священник.

      От костров долетали удары барабанов, слабо звенели литавры. Мужчины и женщины выкрикивали слова, слабевшие и падавшие в залив. В темноте покачивались джонки, прикрытые от глаз уютным мраком. Сочные, ясные звезды нависли над каравеллами. Взошел тонкий месяц, рассеял мутную дымку, вспугнул ангелов.

      На палубе послышались возня, бормотание, шлепанье босых ног. Мягко и ласково плескалась вода за бортом. Переговаривались дозорные. Желтый свет фонарей выхватывал из темноты позеленевшую бронзу нактоуза, порыжевшую сталь фальконета, замасленные рукояти помп и румпеля, шершавые