Темный инстинкт. Татьяна Степанова

актер – голосом выразит все, что захочет».

      – Благо холодильник полнехонек, – продолжал актер. – Там электрогриль еще есть в чулане. К обеду вытащим на лужайку, нажарим стейков на свежем воздухе. На всю компанию.

      – Вряд ли сегодня у кого-то появится тяга к пикникам, – возразил Кравченко.

      – Да, дрянь делишки, – Зверев вытащил из кармана пачку сигарет. – Прошу.

      Они отказались.

      – Тогда… с вашего позволения. – Он закурил. А им ничего не оставалось как сесть – видимо, Зверев настроен был на беседу.

      – Значит, это вы его, бедняжку, нашли вместе с тем милиционером? – спросил он, выдыхая дым.

      – Мы. Сергей первый заметил из машины.

      – Он ведь вроде где-то в кустах лежал. Мне парень из розыска сказал.

      – Ну, не совсем. Там у вас от задней калитки тропинка ведет к колодцу.

      – Знаю. Артезианская скважина. Колодцы в самом начале застройки тут бурили, когда на дачах только-только водопровод проводили. Потом вода ушла, а дырки остались.

      – Колодец забит. Вот возле него Шипов и…

      – Какой удар для Марины, – Зверев потер рукой подбородок. – Какой страшный удар! Как-то все у нее пошло черной полосой – сначала смерть Стаса, потом у Генриха инсульт – год с сиделками, врачами, потом еще одна трагедия, а теперь вот Андрей умер.

      – Простите, а кто такой Стас? – спросил Мещерский.

      – Новлянский. Хотя они давно разошлись, отношения у них были самые дружеские. Дети – я имею в виду Лисенка с Петькой – подолгу жили у Марины, она их как родных любит. За границей на ее средства учились: Алиса в Центре киноискусства и режиссуры в Венеции, Петр экономический факультет избрал. Так что на ноги встали с ее поддержкой. А Стас не возражал. У него своих проблем хватало – не до детей было. С женщинами ему после Марины все как-то не везло, пить стал от неустроенности. Мы с ним иногда встречались в Москве, в ресторане сидели. Жаловался он мне все. А похож был на старого бездомного пса-дворнягу.

      – А с другими мужьями вашей сестры вы тоже были знакомы? – Мещерский решил: раз уж этот дубляжник настроен сегодня столь подозрительно общительно (на ответную откровенность, что ли, вызывает?), надо этим воспользоваться. – Я имею в виду…

      – Генриха фон Штауффенбаха? Милейший мужик был, – Зверев усмехнулся. – Он наполовину австриец, наполовину швейцарец. Пять языков знал. Но по-русски ни гугу. Они с Мариной дома по-немецки говорили, по-итальянски, по-французски. Смешно так. А жили душа в душу. Ну, естественно, при такой разнице в возрасте он ее просто боготворил.

      – И большая разница?

      – Постойте-постойте, да, он ее был старше почти на… тридцать два года. Умер-то восьмидесятитрехлетним.

      – Вот что значит альпийский воздух! Наши-то старички в таком возрасте уже кашку манную жуют, а эти горнолыжники из Давоса еще и дела обделывают, и любовь там, и деток, – восхитился Кравченко. – Откуда только силы берутся?

      – Кстати, о возрасте. Близкий друг Генриха Энтони Куин – ну, естественно, помните «Дорогу»