Природа зверя. Луиза Пенни

делаем ли и мы то же самое?

      – Мы не сжигаем пьесу, – возразил Габри. – Мы просто отказываемся в ней участвовать. Сознательный отказ по этическим соображениям.

      – Слушай, если мы отказываемся, то должны посмотреть правде в глаза и сказать, что мы делаем и почему, – произнесла Мирна. – Мы требуем снять пьесу с постановки не из-за ее зловредного содержания, а потому, что нам не нравится человек, который ее написал.

      – По твоим словам, тут какой-то личностный конфликт, – возмутился Габри. – Дело же не в том, что нам не нравится Джон Флеминг. Нам не нравится то, что он сделал.

      – Тук-тук, – раздался знакомый голос от дверей магазина.

      Они повернули голову и увидели Рейн-Мари, Армана и Анри.

      – Вышли прогуляться и заметили вас в окне, – сказал Арман.

      – Мы не помешали? – спросила Рейн-Мари, видя их лица.

      – Нет, – ответила Клара. – Можете догадаться, о чем мы говорим.

      Рейн-Мари кивнула:

      – О том же, о чем и мы. О пьесе.

      – Треклятая пьеса, – выпалила Мирна. – Противно. Я откажусь, и Антуанетта будет ходить с кислой миной. Я чувствую себя скотиной.

      – Ты понимаешь, что говоришь в рифму? – спросил Габри. – Противно. Миной. Скотиной. Просто сонет Шекспира.

      – Вам кажется, что вы подводите подругу, – сказала Рейн-Мари.

      – Отчасти. Но у меня книжный магазин. – Мирна оглядела ряды стеллажей, стоящих вдоль стен и создающих коридоры в пространстве магазина. – Многие из книг были запрещены и сожжены. Вот эта. – Она показала на «451 градус по Фаренгейту», которую все еще держала в руках Клара. – «Убить пересмешника», «Приключения Гека Финна». Даже «Дневник Анны Франк». Все они запрещались людьми, которые считали, что делают благое дело. Может, мы ошибаемся?

      – Вы ведь ее не запрещаете, – сказала Клара. – Ему позволено писать, а вам – поддерживать его или нет.

      – Но результат тот же. Если мы с Габри откажемся от участия и сообщим правду всем остальным, то постановка будет похоронена. И знаете что? Я не против. Когда Антуанетта узнала об авторстве, она должна была выкинуть из головы все мысли о постановке. Я правильно говорю, Арман?

      – Правильно.

      Если кто-то ждал колебаний, размышлений над вопросом, то они ошибались. Ответ последовал быстро и не допускал двух толкований.

      Арман Гамаш не испытывал абсолютно никаких сомнений. Пьеса никогда не должна увидеть свет. Так же, как и ее автор никогда не должен увидеть света дня.

      – Но другие убийцы тоже писали книги, в том числе и пьесы, – возразила Мирна.

      – Однако Джон Флеминг – другое дело. Мы все это знаем, – проговорила Клара.

      – Вы – художник, – сказала Рейн-Мари. – Неужели вы считаете, что о произведении искусства можно судить по его автору? Или оно должно существовать само по себе?

      Клара тяжело вздохнула:

      – Я знаю правильный ответ на ваш вопрос. И я знаю, что я чувствую. Захотела бы я иметь картину Джеффри Дамера[12] или готовить блюдо по рецепту семьи Сталина? Нет.

      – Дело не в этом, – сказал

12

Джеффри Лайонел Дамер – американский серийный убийца, отличавшийся крайней жестокостью.