Безымянная частота. Сборник. Иван Сергеевич Денисенко

времени, сравнимый лишь с цунами,

      смывает с нас ответственность за все

      догадки, сотворённые не нами.

      ***

      А вокруг тишина, а вокруг темнота,

      а вокруг всё такое же смутное дно,

      и в окне расплывается крыша, а та,

      что за ней, так и вовсе сплошное пятно.

      Точно пепел, со стен осыпаются сны –

      день за днём, и во веки, и присно, и ны…

      Не вопрос – я умею вставать и идти,

      извлекать из конфорок бутоны огня

      и в период с без четверти до без пяти

      сотню раз прошагать от окна до окна.

      Дети спят, и мерцанье идёт изнутри –

      ночь за ночью, во веки, и ныне, и при…

      Сновидения с нами спускаются вниз –

      от ещё не остывших кроватей, пижам –

      среди хлопьев, что медленно падают из

      облаков, обложивших по всем рубежам.

      Это время, игрушка языческих прях,

      прогорая, бросает на ветер свой прах.

      Фонари. Детский сад. Голоса за стеной.

      Мы давно ли отсюда – и снова сюда.

      Возле самого рта – капля пасты зубной,

      с рукавичек небесная каплет вода.

      Выхожу в белый дым: ничего, никого.

      В горле стынет: и ныне, и присно, и во…

      Веки сомкнуты. Рядом – всё та же черта,

      мне её не пройти и на малую пядь.

      И опять – тишина, и опять – темнота.

      Три минуты – и всё повторится опять.

      ***

      …В последнюю минуту гаснет свет,

      и в темноте, глядящей исподлобья,

      такая тишина, что слышен снег,

      в полёте собирающийся в хлопья.

      Всё замирает в странной немоте,

      вся суета, весь бег, все «фу ты, ну ты»,

      когда потянет воском и мате –

      дыханье ускользающей минуты.

      В молчанье померещится ответ,

      хоть не было вопроса, но, в тяжёлых

      портьерах растворившись, гаснет свет –

      и сразу полутьма, и сразу шорох.

      В такие миги, сторонясь осанн

      и целый мир вбирая подчистую,

      я по снежинкам лезу к небесам –

      и не во все минуты существую.

      В такие миги, временем несом,

      уходит день, отчаянно малинов,

      и золотист, и радостен, как сон,

      как тёплый хлеб, как запах мандаринов.

      И я уйду – полями, вдоль реки,

      верхом иль пешим, в шапке ли, в венце ли,

      успев понять, что всё, что вопреки,

      на самом деле приближает к цели.

      А цель, она виднее в полутьме,

      когда свеча едва-едва погасла,

      и жизнь в окне, как жизнь на полотне.

      Мне через стёкла слышен запах масла –

      и шорох туч, которым не указ

      любой людской прогноз – и в торжестве том

      не знающих о том, что свет погас,

      чтоб через миг иным смениться светом.

      ***

      На самой дальней из окраин,

      где край земли уходит в воду,

      в какие игры ни играем,

      а всё одно не скрыть зевоту.

      И воздух сер, и небо серо,

      и