Двадцатое июля. Станислав Рем

войны многое, что становится ненужным. Ещё один вопрос: вам известно, какими финансовыми активами владеет партия?

      – Могу только догадываться.

      – Так вот, группенфюрер, если вы хотите не только догадываться, то держите меня в курсе всех событий. Как делали это раньше.

      Мюллер понял, он ещё в команде.

      – В таком случае, господин рейхслейтер, стоит поделиться с вами собственными размышлениями. На днях меня посетил Шелленберг. Причина: попытка найти компромисс в наших совместных действиях.

      – Шелленберг – преданный человек Гиммлера. – Борман расстегнул верхнюю пуговицу кителя. Жарко. Мюллер тоже хотел бы повторить такой жест, но, в присутствии рейхслейтера, не мог себе этого позволить. – А вот вы, Мюллер, таким человеком не являетесь. Вас держат в аппарате не за преданность, а за профессионализм. Однако, как это ни странно, именно к вам приходит преданный человек рейхсфюрера. Какие выводы вы сделали?

      – Либо Шелленберг решил порвать с Гиммлером. Либо Гиммлер что-то задумал. Во второе я верю больше.

      – В таком случае, нужно узнать как можно больше обо всём, что происходит в вашей структуре. Я имею в виду РСХА.

      – Поставить «прослушку»?

      – Да. Но этим займутся мои люди. Вы продолжайте работать, как ни в чём не бывало. И, естественно, держать меня в курсе событий. Как намерены поступить с Гизевиусом?

      – Его утром выпустили. Под нашим наблюдением.

      – А не боитесь, что он может рассказать заговорщикам о том, что произошло?

      – Нет. Гизевиус дал письменные показания и подписал договор о сотрудничестве. К тому же, выступление мятежников и их победа, его единственная возможность сохранить себе жизнь. Он не глуп. Прекрасно понимает, наши люди найдут его где угодно.

      – Что ж, вам виднее. – подвёл итог встречи Борман.

      Мюллер хотел, было, подняться и уйти, но новый вопрос остановил его:

      – Скажите, Генрих, к вам поступило донесение из Штутгарта? – Борман сделал ударение на словах «к вам».

      – Нет, господин рейхслейтер. Вся почта у нас сортируется. В зависимости от того, кто выслал письмо.

      – Гаулейтер города.

      – В таком случае, конверт вскрывал рейхсфюрер. Лично.

      – Господин Гизевиус, где вы пропадали? – граф Штауффенберг проводил дипломата в гостинную, – Мы два дня искали вас. Хозяйка квартиры сказала, будто вы покинули её гнёздышко рано утром. Честно говоря, некоторые из нас стали побаиваться, что вас арестовали.

      – Простите, господа, за беспокойство, но всё гораздо прозаичнее. Я имел встречу с представителями абвера, и могу вам сказать, у нас появились новые сторонники. К сожалению, пока, я отмечаю слово «пока», и не могу вам сказать, кто. Но, в ближайшем будущем я вас обязательно сведу с ними.

      Гизевиуса вывезли из гестапо ранним утром. В закрытой машине. Перед тем, приведя внешний вид „Валета” в пристойное состояние. У дипломата до сих пор перед глазами стояла крепкая низкорослая фигура Мюллера. Его голос бил в виски, тупой болью