Двадцатое июля. Станислав Рем

ты должен был слышать о них.

      Ким утвердительно кивнул головой.

      – Вот из-за одного такого «отказника» меня и арестовали. Полгода просидел в лагере. Посадили в мае, а в июле Клава умерла. Соседи говорили, сердце не выдержало. Да и у кого бы оно выдержало: знать, что твой муж враг народа. Сгорела, одним словом. Одному рад, что не успели её отправить на Соловки.

      – Так, может, тогда бы и выжила? Или вместе с вами вернулась?

      – У нашего всесоюзного старосты жену вернули? Вот то-то и оно.

      – Как, – Ким растерянно посмотрел на старика, – У Михаила Ивановича Калинина жена …. Не может быть.

      – Только помалкивай. Болтать об этом не следует. – старик откинулся на спину, – Вообще-то я тебя сюда не затем привёз, чтобы рассказывать свою семейную жизнь. Вчера ночью меня вызывал Лаврентий Палыч. Интересовался, что мы сделали для того, чтобы предупредить Гитлера о покушении.

      – Вы же знаете, отправили сообщения и в Германию, и в Англию. Думаю, хотя бы один из резидентов да смог найти возможность передать информацию по назначению.

      – А если нет? Вот ты, будь на их месте, передал бы Гитлеру, о том, что его собираются убить? Молчишь? Вот о чём я и говорю.

      – Из семи человек один да должен был выполнить приказ.

      – Один— да. Только куда он передал информацию? Гиммлеру? Мюллеру? Кальтенбрунеру? Любой из этой троицы обязан отреагировать на подобного рода сообщение. Тогда, почему нет никакой реакции? Геббельсу передали? Почему молчит немецкая пропаганда?

      – Прошло всего четыре дня.

      – Не всего, а уже!

      – Может, выжидают подходящий момент? – сделал предположение Ким.

      – Не тот случай. Время уходит. – Старков повернулся к собеседнику. – «Вернеру» передали информацию?

      – Конечно.

      Старик вернулся в исходное положение:

      – Не нравится мне в последнее время тишина, образовавшаяся вокруг нас. Очень не нравится. Ощущение, будто все что-то знают, и молчат. – старик резко переменил ход разговора, – О чём ты говорил с Шиловым перед отправкой?

      – Да так, – Ким повёл плечами, – В основном о работе, о том, как он должен себя вести, что делать.

      – Как должен себя вести… О его прошлом общались?

      – Конечно. Вернётся, всё ему спишется, вы же сами обещали.

      – Обещал. А вот теперь сомневаюсь, что смогу выполнить обещанное. Да и он, я думаю, тебе не поверил.

      – С чего вы так решили?

      – Не решил. Шилов – мужик тёртый. Тюрьма, брат, она особая школа. Кто в ней побывал, тот розовые очки на всю жизнь потерял. Будь я на его месте, не поверил. «Вернер» молчит о прибытии Шилова. А ведь тот давно должен был объявиться.

      – А если не смог выйти на связь?

      – Или, как все, выжидает подходящий момент? Знаешь, капитан, интуиция меня никогда не подводила. И сейчас она мне напевает, что странная сложилась ситуация. Сплелась она ненормально чётко. И вовремя. Как по движению дирижёрской палочки. И всё в тумане. А я терпеть не могу туман. Шилов, Шилов. Может, сукин сын,