Джунгли мегаполиса. Андрей Халов

ни фига она не говорит, потому что классики марксизма-лениниизма с таковым явлением в природе и в обществе не встречались, – Гладышев произнёс это, так забавно выпучив глаза и надувшись важно, как индюк, что девушка невольно прыснула от смеха, да и сам он не удержался.

      Однако смеялась Вероника недолго. Будто наткнувшись на какое-то невидимое препятствие или вспомнив что-то неприятное, она вдруг замолчала, изменившись в лице, и уже так, словно желая теперь получить серьёзный и исчерпывающий ответ, от которого зависит, казалось бы, всё в её дальнейшей жизни, спросила:

      – А что говорит она о продаже души этому самому дьяволу?

      Гладышев, явно разошедшийся и пребывающий в превосходном расположении духа, хотел продолжить свои ответы в том же риторически-издевательском духе, но осёкся и посмотрел на девушку, медленно повернув голову, будто увидев её впервые и желая получше рассмотреть.

      Дальше они шли уже молча, не разговаривая, хотя Вероника продолжала смотреть на Гладышева, словно бы ожидая ответа. Но он словно воды в рот набрал.

      Тёмная улица вывела их на какой-то проспект, ярко освещённый, но такой же безлюдный, как и всё вокруг.

      – Поехали куда-нибудь в ресторан, как ты хотел? – предложила девушка.

      – Поехали, – согласился Гладышев. – Только почему ты такие вопросы задаёшь?

      – Какие такие?

      – Странные.

      – Человек имеет право задавать любые вопросы, разве нет?

      – Да, но, обычно, эти всегда умалчиваются, или же к ним подходят как-то более осторожно. Не так, как ты, напрямик.

      Глава 3. (012). (-> 022)

      Жора не хотел ехать в Москву поездом. На то у него были веские основания.

      Конечно, ехать поездом было недолго и приятно: сесть в семь часов вечера и, едва проснувшись, сойти с него на Киевском вокзале в десять часов утра.

      Это было приятнее, чем болтаться полтора часа в устаревшем, допотопном турбовинтовом Ане, салон которого во время полёта не перестаёт дрожать, скрипеть, стонать и дребезжать всеми своими швами и стыками. Другие самолёты в Москву не летали – было слишком близко для какой-нибудь более комфортабельной, современной и скоростной машины.

      В поезде можно было разместиться в уютном СВ, сходить вечерком в ресторан или заказать ужин в купе, словом, путешествовать с комфортом, а в трясущемся и оглушающем самолёте все были равны.

      Однако, несмотря на это, Жора был против поездки по железной дороге. Причина была в женщине. Несмотря на то, что он считал себя человеком с хорошим самообладанием, с ней он не хотел бы даже случайно столкнуться.

      Она работала проводницей, и в своё время Жора уделил не мало времени её прелестям и провёл не одну бурную ночь в её постели, увлечённый очередным мимолётным романом. С ней и тогда он познакомился, будучи пассажиром в её вагоне. Она и теперь работала, по-прежнему, проводником на этом поезде.

      Всё было бы нечего, да девица эта оказалась на редкость приставучей. И Жора, чувствовавший себя среди женщин, как сыр в масле, её