В тихом омуте…. Виктория Платова

умно?

      – Бывает, наверное. Наплодить детей и внуков и умереть во сне. Или сочинить пару-тройку вещей в стиле позднего Кортасара, а потом взять и повеситься на мужниных подтяжках. Сразу признают гением, потому что мертвый гений не опасен ни для чьего честолюбия. И хоть ты увидишь это из райских кущей, с высоты птичьего полета, но игра стоит свеч.

      – Это мужской взгляд на вещи.

      – Это нормальный взгляд на вещи.

      – Слушай, заведи себе любовника из слесарей-карусельщиков, и все эти мысли пойдут на фиг, взявшись за руки.

      Мы сидели с Венькой на кухне уже полдня, мы выпили дикое количество вина, и пассаж о слесаре я восприняла как совет близкого человека.

      – А почему слесаря-карусельщика?

      – Ну, токаря-расточника.

      Вот тогда-то мне и стало по-настоящему плохо: в горле стоял табак, обильно смоченный вином. «Неплохо начатый дебют человеческого общения может закончиться весьма плачевно», – сказала я сама себе.

      «Точно-точно, пьянству бой», – шепнул мне на ухо мертвый Иван.

      «Говорил же тебе, кури траву – обойдешься без ненужных эксцессов», – шепнул мне на ухо уехавший Нимотси.

      – Я сейчас, – выдавила я из себя и бросилась в ванную.

      Все остальное я помнила смутно: кажется, Венька поливала меня водой и накачивала марганцовкой, полное отсутствие брезгливости, удивительное для девочки с такими надменными капризными губами.

      Венька уложила меня – совсем слабую, но пытавшуюся соображать.

      – На видаке последний фильм Антониони, кассета стоит, – выдавила я из себя. – Можешь посмотреть.

      – Рискну.

      …Когда я пришла в себя, Веньки в комнате не было, а с кухни доносились приглушенные голоса.

      Ничего себе.

      Проклиная все на свете, я по стенке добралась до кухни.

      Их было трое – Венька и два молодых человека.

      Один – явно узбек, но узбек породистый. Я знала этих узбекских отпрысков из хороших киношных семей еще по ВГИКу – узкие тела, гордые головы, небольшие руки превосходной лепки, аристократический разрез глаз. Уж эти-то точно никогда не десантировались на хлопок и не махали кетменями на строительстве арыка.

      Второй произвел на меня гораздо меньшее впечатление – обыкновенное лицо, никакой экзотики. Только лоб хороший – давно я не видела таких высоких крутых лбов.

      – Ну как Антониони? – светски спросила я, сгорая от стыда за марганцовку в ванной.

      – Туфта полная, – честно призналась Венька, – меня только на двадцать минут хватило. И почему только творческие работники не выходят на пенсию?.. Знакомьтесь – это Мышь. А это – Фархад и Марк. Фарик и Марик.

      На Фарика и Марика я произвела впечатление не большее, чем замызганный окурок, брошенный на асфальт. Они смотрели только на Веньку.

      – Мышь сценарии пишет.

      Никакой реакции.

      – Фарик журналист, а у Марика здесь бизнес намечается.

      – Радостно за него, – я вдруг позавидовала Веньке. Мне вполне хватило бы кого-нибудь одного.

      – Ты не бойся, мы не