В тихом омуте…. Виктория Платова

для этого рода деятельности родила меня моя многострадальная мама.

      – Но ведь эта работа не навсегда…

      – Очень на это надеюсь. Тебе мужик позвонит, Александром Анатольевичем звать. Отдавать сценарии будешь ему.

      – Редактор, что ли? – высказала наивное предположение я.

      – Ага. Судя по рэкетирской репе. Ему бы только горячим утюгом по предпринимательским животам елозить, бабульки выколачивать.

      – Ты меня пугаешь, Нимотси…

      – Ага. «Страх съедает душу». Чей фильм?

      – Фассбиндера. Райнера Вернера.

      – Молодец, нюх не потеряла… Я сам боюсь, но ужасно хочется по вечерам морепродукты трескать. Каждый божий день.

      Мы долго стояли у таможенного пропускника. Нимотси обнял меня и накрыл полами пальто. От него пахло мерзким, почти женским потом. Я вдруг почувствовала, что и этот запах, один из немногих запахов других людей в моей жизни, уходит от меня надолго, может быть, – навсегда. Если Нимотси и вернется – то вернется другим, иначе какой смысл возвращаться?.. Я подумала о том, что всегда остаюсь, остаюсь на месте, вне зависимости от контекста событий. И если мертвому Ивану вдруг придет шальная мысль вернуться в этот мир, то он найдет меня там же и такой же, какой оставил, разве что я буду закрашивать седину дешевой копеечной хной…

      Я еще крепче прижалась к Нимотси и закрыла глаза.

      – Надо же, – извинительным тоном прошептал Нимотси, – взопрел весь, как мышь перед линькой.

      – Мыши не линяют.

      – Много ты знаешь, энциклопедистка!

      – Про мышей – много.

      Он крепко сжал меня и ткнулся лицом в волосы. Потом порылся во внутреннем кармане пальто и достал маленькую любительскую фотографию:

      – Вот. Это тебе. У меня их две было. Одну себе оставляю, как память о нас, дураках. Чую, что больше ничего от нас в памяти истории искусства не останется, кроме этой любительщины.

      Поборов искушение и не взглянув на фотографию, я сунула ее в карман плаща – сейчас главным был Нимотси.

      – Ну, – улыбнулся он, – похристосуемся, что ли, Мышь? По-нашему, по-порнографически?..

      Он крепко поцеловал меня в губы – так неожиданно, что я ответила на поцелуй. Губы у Нимотси оказались умелыми и такими же женственными, как и ненавязчивый запах пота, – боже мой, я прожила рядом с ним семь лет и даже не знала этого. Сердце у меня упало.

      – Надо же, не знал, что ты так хорошо целуешься. – Нимотси с трудом оторвался от меня.

      – Я тоже…

      – Поднаторею в технике и вернусь.

      – Надеюсь. Надеюсь, что вернешься… Если не соблазнишься какой-нибудь развесистой греческой смоковницей.

      – Я буду скучать по тебе.

      – А я буду приветы тебе передавать. В каждом сценарии. Цепочка на щиколотке главной героини как фирменный знак, идет?

      – Угу-угу… «Она ему приветы слала – на радость гомикам из зала».

      – Из какого зала?

      – Из зрительного.

      – Лихо! Сам сочинил?

      – Ну