Арфио. Все или ничего…. Владимир Савич

расческа на месте, паспорт на месте. Деньги.

      «Жених» достал из кармана портмоне. Пересчитал деньги. Ровно сто пятьдесят рублей.

      Жалование за последний месяц.

      «Возьму рублей тридцать. – Яблонский отсчитал десятки, потом решил. – А нет, возьму лучше все. Вдруг кольца придется покупать, Тата платье захочет или вдруг в

      ресторан пойдем. Пусть лежат. Они карман не тянут» Григорий причесался, взглянул на прощание в зеркало.

      – Хорош, хорош, – произнес он, стряхивая с пиджака пылинки. – Красавец! Молод, красив, здоров и счастлив чрез это безмерно. – Пропел он сочиненный некогда мотив.

      Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела. – Вспомнил Григорий слова проректора. – Дудки, нет такой кошечки, чтобы съесть такого орла как я!

      Яблонский улыбнулся отражению и сказал:

      – Ну, тронем, брат? Разумеется, тронем!

      Он вышел из номера. Спустился на лифте в лобби гостиницы.

      – Григорий Ильич, можно вас минуточку, – лакейским голоском позвал Яблонского швейцар, – тут вам, если так можно выразиться, пакетик. Извольте получить.

      Яблонский взял в руки серый, как арестантская роба, конверт. Вскрыл его, и прочел содержание письма.

      «… Вам необходимо явиться в 15 отделение милиции к 9:30 в кабинет №9. При себе нужно иметь документы, удостоверяющие личность. Старший следователь И. Л. Кривовой…»

      Григорий вышел из гостиницы день был хоть и пасмурный, но теплый. Он пошел по проспекту, соображая, что ему делать.

      «Вариантов у меня не густо, а точнее всего два. Идти в ЗАГС и не идти в милицию или наоборот. Начнем с милиции. Туда меня вызывают, с какой целью? Ясное дело, допросить по делу о пропаже книги из личной библиотеки Татьяны Алексеевны Вышнепольской. То есть где находится украденная вами книга? И что я на это отвечу? Промолчу. Сделаю вид, что я ничего не знаю, но у них уже, наверняка, есть показания ректора, а то откуда бы они узнали обо мне? Может Катина мама, в заявлении написал, что я приходил к ним в квартиру. Нет, – отмел это Яблонский, – она не знает мое

      настоящее имя. Значит ректор! И, как я должен буду отреагировать на показания Дмитрий Алексеевича? Прикидываться дурачком и молчать? Но в управе молчать не дадут! Что-что, а выбивать нужную им информацию они умеют! Они и мертвого, если понадобится, разговорят. Они все из меня выбьют… Подключить к этому делу «медведя»? Так Яблонский называл Ивана Николаевича. Но там такое всплывет: и ограбление, и сговор,

      и даже Катину смерть мне пришьют. И правильно, ведь это я убил Катю! «Медведь», когда это все узнает, то, как и обещал – на одну мою ногу станет, а другую вырвет. Думай, Гоша. Думай, нужно, что-то придумать, без этого никак…»

      Григорий остановился возле незнакомого ему скверика. В нем, несмотря на бойкое время, не было ни души. Не успел, Яблонский присесть на сучковатую поверхность скамьи, как на аллее появилась пестро одетая цыганка: