Кубанский шлях. Исторический роман. Людмила Рогочая

воскликнула дама, – сюда бы ещё пирожных!

      – Или пряников! – мечтательно добавил молодой человек в бачках.

      – Вот бублички, яблочки мочёные. Угощайтесь, – суетился смотритель.

      – А Вы не хотите назвать своё имя, любезный? – обратился к любителю пряников чиновник.

      – Егор Мокошин, – представился тот, – мастер куафер, по-нашему цирюльник. Но не только брадобрей. Могу причёску сделать. И дамскую тоже. Учился у французов. Служил в разных местах, даже в фиятрах, причёсывал актёрок. Вот решил поискать счастия в южных краях.

      – А что, Евтеич, – воскликнул юный офицер, – не взять ли нам цирюльника на службу? Ведь ты подстричь, расчесать толком не умеешь. Какой я буду офицер с твоей стрижкой? Да и веселее нам станет.

      – Ваша барская воля. Только до сих пор Вы обходились моими трудами? – обиделся дядька.

      – Юн был. Довольствовался малым.

      – Ну, если я Вам не гожусь, извольте отправить меня в деревню. Домой.

      – Да годишься, годишься! Не обижайся, Евтеич. Чего бы-то советовался с тобой, если б не годился.

      – Пойдёшь ко мне? – обратился он к цирюльнику.

      – Эге, ж, – без раздумий согласился Егор.

      – Вот и хорошо. Зовут меня Андрей Ильич, ты уже слышал. Дядьку моего можешь звать Евтеич. Хотя он заслуженный воин, можно сказать, герой турецкой войны. Сколько ты просишь платы за труды?

      – Три рубля в год.

      – Эко загнул, – хмыкнул Евтеич, – хватит и одного. Питаться со мной будешь.

      – Эге, ж, – Егор кивнул головой.

      – Что ж, договорились, – обрадовался Андрей, – покажешь потом свои рекомендации.

      – Сами поглядим, что за птица, – буркнул Евтеич.

      – Господин смотритель, нельзя ли не два, а три места в карете? – прапорщик обратился к смотрителю.

      – Слушаюсь, Ваше благородие.

      Вскоре появилась карета, и начался долгий путь с пересадками к южным рубежам империи.

      За три недели путешественники одолели по почтовому тракту четырнадцать станций. В степи дули резкие восточные ветры, отплясывали свой единственный танец мокрые снежинки. Привычные к любым капризам непогоды почтовые лошадки спокойно трусили по мокрой дороге. В памяти Андрея всплывали картины прежней жизни в Санкт-Петербурге, в стенах родительского дома. Он, пухленький, румяный мальчик, возвращается с няней с прогулки. У парадной лестницы стоит маменька. За давностью лет её образ несколько размыт. Но вспоминаются ощущения радости, тепла, нежности. Она поднимает его на руки и целует, целует. От неё исходит удивительный, волшебный аромат.

      Потом занавешенные зеркала, печальные лица…. Няня ведёт его к маменьке. Но что это? Она лежит вся в цветах и не шевелится, не встаёт, не целует его… Несколько лет прошло, унылых и горьких. Он понимал, что маменька никогда не вернётся, но тосковал по ней. Вокруг все строгие, неласковые: папенька, гувернёры, учителя.… Никакой тебе любви, нежности, внимания. Слышал только ото всех: должен, обязан,