Свои люди (сборник). Анна Сохрина

и в тёмную длинную юбку. Я разглядываю всё это сосредоточенно и долго, и мне начинает казаться, что я уже видела и эту обстановку, и эту женщину с белоснежными волосами. Всё это похоже на картину в Эрмитаже, куда мы часто ходим на экскурсии.

      Около своего плеча я слышу прерывистое Ленкино дыхание и шёпот:

      – Это же графиня! Графиня из старого Петербурга…

      Графиня открывает крышку рояля и начинает играть. Звуки бравурной мазурки звонкими, быстрыми каплями отлетают от стен дома. Они заполняют собой всё пространство двора и, слившись в высоком и торжественном аккорде, замирают. Какое-то мгновение над нами повисает тишина, а затем плавно и грустно, как бы тая в тихом и прозрачном воздухе, начинает звучать новая, незнакомая нам мелодия, сжимающая сердце неизбывной печалью и нежностью. Мы стоим под окнами, завороженные, оцепеневшие. Со стены графининой комнаты из золочёной рамы на нас смотрит великий певец Прекрасной Дамы, создатель «Скифов» и «Двенадцати», моя безнадёжная и страстная любовь – Александр Александрович Блок.

      Вдруг музыка прекращается. Графиня подходит к окну и закрывает его. Плотные шторы опускаются на окно. Мы стоим на дне двора, недвижимые и ошеломлённые.

      – Она графиня, – говорит Ленка. – И её любил Блок.

      Я смотрю в Ленкины чёрные светящиеся глаза и боюсь тронуться с места. Толстая дворничиха поливает клумбу. Резиновый шланг тянется у наших ног.

      – Чего встали? – подозрительно говорит дворничиха. – Надо что?

      Ленка срывается с места:

      – Пошли к Казанцеву. Мы должны ему рассказать…

      Казанцев стоит перед раскрытой дверью в домашних стоптанных тапочках и синем тренировочном костюме. Горло у него замотано шарфом.

      – Вам чего? – испуганно спрашивает он. – Я болею. Меня сама Виконтесса из совхоза отпустила. У меня температура! Тридцать восемь и шесть, – говорит Казанцев. – И горло красное. Во!

      Он открывает рот и показывает нам горло. Ленка со страхом заглядывает туда:

      – Очень больно, Серёженька?

      – Не очень, – Казанцев смущается произведенным впечатлением. – Терпеть можно. Так вы чего пришли? – спрашивает он. – Вы разве не от Виконтессы?

      – Мы от графини, – отвечает Ленка. – Её Блок любил.

      – От какой графини? – Казанцев вытаращивает глаза. – Ты что, Евдокимова, белены объелась?

      – Она не объелась, – вступаюсь я за подругу. – Мы правда графиню нашли. Если не веришь, можешь с нами пойти и посмотреть.

      – Кто вам сказал, что она графиня?

      – Никто, – говорит Ленка. – Я сама поняла.

      И она сбивчиво начинает рассказывать о женщине с белоснежными волосами, о красном буфете и портрете Блока на стене в золочёной раме.

      – Во дуры-то, – говорит Казанцев. – Дурдом по вас плачет.

      И захлопывает дверь. На Ленкиных глазах выступают круглые прозрачные слёзы. Она отворачивается и начинает медленно спускаться по лестнице. Я вновь нажимаю кнопку звонка.

      – Ладно уж, пойду, – говорит