Мое чужое сердце. Кэтрин Райан Хайд

успел я пуститься в объяснения, как она произнесла:

      – Ничего себе! Это и вправду круто. У нас есть что-то общее.

      И тут я не смог разочаровать ее.

      – Вы приедете еще раз навестить меня? – спросила она, так и не дождавшись ответа.

      – Да. Но прямо сейчас я снова отправлюсь спать.

      – Обещаете, что приедете?

      – Да.

      Пообещал, чтобы покончить с разговором. Может быть, поеду, а может быть, нет. Только я четко знаю, что выбор за мной. Я мог дать слово, но все же не сдержать его. Мог попросту нарушить обещание. Люди так все время делают. Но не я. И все же нарушенное обещание вполне обычное явление.

      Вида позвонила мне из больницы. Было поздно. После двух.

      Спустя пять дней. Пять. В точности. Я считал.

      – Вы же обещали, – сказала она.

      – Не обещал, что приеду через пять дней или раньше. Просто, что приеду.

      – Так вы же сказали, что навестите меня в больнице. А если вы прождете еще дольше, я буду дома.

      – Нет. Я не так сказал. Вы спросили: «Вы приедете еще раз навестить меня?» – и я сказал «да».

      А не слишком ли я увлекся разбором слов? И, коль скоро речь зашла об увлечении, не выдаю ли я себя с головой вниманием, какое уделяю всякому и каждому слову в нашем общении. Может быть, она посчитает, что у меня просто фотографическая память. Может быть, она и не подумает, что я воссоздаю разговоры вместо сна.

      – Мне сейчас скучно, – произнесла она. – Лежать в больнице такая тоска. Вы хоть представляете себе, как долго я уже тут?

      – Хм. Нет. У меня со временем как-то не очень ладится.

      – Ну так я тут целую вечность. Попала еще почти за месяц до операции. Пожалуйста, приезжайте ко мне завтра.

      – Возможно, – сказал я.

      – Так не годится. Обещайте.

      – Нет. Обещать не могу.

      – Но вы же уже это сделали. Вы мне уже дали обещание. Вы же не можете забрать обратно. Так нечестно.

      – Постараюсь изо всех сил. Я стараюсь как могу, Вида. И это все, на что я способен.

      – Почему это так трудно для вас? – спросила она.

      Это меня разозлило. И больше, чем я мог себе представить. Какая-то ерунда, а мне пришлось объясняться. Столько сил попусту.

      – Вам не очень-то ведомо горе, – сказал я. – Ведь так?

      Сразу же молчание в трубке. Потом:

      – Мне не очень-то ведомо горе? Вы так только что сказали? Это мне-то горе неизвестно? Мне?! Да это все, что мне вообще известно. Не ведомо мне как раз почти про все другое.

      – Это многое объясняет в таком случае, – заметил я.

      – Что объясняет?

      – Возможно, почему вы с трудом распознаете горе, когда сталкиваетесь с ним.

      – Обещайте мне, что приедете.

      – Хорошо, – отозвался я. – Обещаю.

      Какой же я идиот! Раньше я таким не был. Или по крайней мере уверен, что не был. Зато теперь – стал. Это одно из весьма немногого, что мне известно наверняка.

      Следующим вечером я доехал до больницы и встал на автостоянке.

      А дальше – ни-ни.

      Был довольно поздний вечер, что само за себя говорило: