Мое чужое сердце. Кэтрин Райан Хайд

я до сих пор не уверен, видел ли я в руках Виды дневник или это было нечто другое. Но сегодня утром, выбравшись наконец-то из постели (два дня спустя), я решился выйти из дому, купил эту записную книжку и сделал заметку о моей встрече с Видой и Абигейл.

      Честно, не могу сказать, стало ли мне легче. Захватывает – это точно. Есть что-то в том, чтобы поведать историю, даже себе самому, это будит в нас желание продолжать повествование.

      А вот утешение… Думаю, потребуется гораздо больше, чтобы прийти в норму.

      Будет ли продолжение моей истории с Видой и Абигейл? Я не только не знаю этого, но и не уверен даже, чего бы хотел на самом деле.

      Впрочем, так, на всякий случай, книжицу я купил довольно толстую.

      Дорогой Ричард,

      все гадаю, не попытаться ли мне еще разок отговорить тебя от поездки на встречу с этой девушкой.

      Вот что меня беспокоит.

      Ты спросил, верю ли я в то, что сердце и вправду вместилище всех человеческих чувств. У меня нет уверенности, что ты помнишь, но, когда я приехала на похороны, ты спросил меня об этом. Просто ни с того ни с сего.

      Сомневаюсь, что я действительно в это верю. Сомневаюсь, что прежде вообще задумывалась о таком.

      Поначалу я не придала значения твоему вопросу. Или, во всяком случае, чуть-чуть. Я приняла это за обычную любознательность.

      Но вчера, ложась спать, я свела это кое с чем еще, что ты сказал мне там, на похоронах. Стоило ли собирать твои слова вместе? До сих пор не знаю. Но меня беспокоит то, до чего могут довести такие мысли.

      Ты говорил, что однажды смотрел какую-то передачу, год или около назад. Про людей с пересаженными органами. Им казалось, что они ощущают какую-то связь со своими донорами, людьми, маленькие частички которых носят в себе. То неясное воспоминание, то любимая еда.

      Ты помнишь, как говорил об этом?

      Мне пришло в голову, что, возможно (только возможно!), ты способен придать слишком большую эмоциональную значимость сердцу Лорри. Словно бы оно в силах по-прежнему любить тебя так, как любила она. Как будто это рисованное сердечко с открытки на Валентинов день, а не настоящее. Но оно – орган, Ричард. Всего лишь орган. Оно качает кровь, вот и все.

      Прошу извинить, что изъясняюсь так прямо. Помнится, ты признался, что правда для тебя сейчас – разновидность жестокости. Но на самом деле по этой причине и я пишу это. По-моему, лучше уж услышать это от меня, нежели доводить себя до вскрытия вен.

      Ты сейчас очень раним, Ричард. Мы понесли ужасную утрату. Не ходи на встречу.

      Это всего лишь орган, Ричард. Он не несет в себе ничего, кроме крови. Теперь – чьей-то чужой.

      С любовью и извинениями,

      твоя теща (да, по-прежнему)

Майра

      Майра, дорогая,

      вы уверены?

      Есть ли хоть малейший шанс, что вы ошибаетесь?

      К тому же уже слишком поздно. Простите.

      Не могу сказать вам, кто прав, а кто неправ в этом деле, потому что присяжные все еще совещаются.

      С наилучшими пожеланиями,

Ричард

      Резина и дорога

      Вида позвонила мне