Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга первая. Сергей Курган

вы, Серж! О чем разговор?!

      – — А во-вторых, речь идет не просто об убийстве, а о казни.

      – Казнь – это тоже убийство, – возразила Аня. – Только «в законе».

      – Вы хотели сказать: «на законном основании», или что?

      – Совершенно верно, – подтвердила Аня.

      Все-таки Серж – не русский, – поняла она. – Блатной язык он не знает. Или знает недостаточно, – поправилась она, на всякий случай. И потом, это «или что» – тоже совсем не по-русски.

      – «В законе» – это выражение из языка уголовников, – пояснила Аня.

      Серж усмехнулся.

      – Сейчас оно общеизвестно, – поспешно добавила она.

      – Я понял, спасибо, – сказал Серж. – Из арго. И что оно обозначает?

      Аня замялась: она как-то была не особо сильна в «блатной музыке».

      – Ну, есть такое выражение – «вор в законе», – ответила она неуверенно. – Это такая категория уголовников. Самая высокая…

      – Хорошо, – прервал ее потуги Серж, – полагаю, я понял. Вернемся к доктору Гийотену. Правильно ли я понимаю, что вы – противница смертной казни?

      – Да, конечно. А вы разве нет?

      – Все не так просто, Аня. Вообще говоря, такой подход: «или-или» – не слишком разумен. Категорическое «да» или «нет» уместно, а порой и необходимо, лишь в редких случаях.

      – Это – как раз и есть такой случай, Серж. Как вы не понимаете?! Убийство всегда остается убийством, хотя бы и по приговору суда. А суд ведь часто ошибается, или вообще несправедлив. Это же происходит сплошь и рядом! Да и кто может решать, жить человеку или нет? Кто имеет на это моральное право? Не ты дал жизнь, не тебе и отнимать!

      – Вижу, вы очень эмоционально относитесь к этой теме. Поэтому я не стану ее развивать. Замечу только, что многие ваши тезисы спорны. Вот вы риторически вопрошаете: – Кто имеет моральное право отнимать жизнь? Но, во-первых, а кто имеет моральное право сажать в тюрьму, то есть отнимать свободу? Заметьте, свободу: для меня лично это всегда была, и по сей день есть, главная ценность. Однако же это приходится делать. А, во-вторых, вы говорите: – Не ты давал, не тебе и отнимать». Значит, по-вашему, тот, кто дал жизнь, имеет право ее забрать? Получается, что жизнь как бы дается взаймы, на время – и кредитор в любой момент может потребовать ее назад? Едва ли это приемлемо.

      – Это все риторика! – запальчиво произнесла Аня. – В конце концов, пользуясь такими логическими рассуждениями, можно доказать, что черное – это белое. Так делали схоласты. Но в жизни все не совсем так.

      Раньше Аня никогда так не говорила. Она вдруг осознала, что ее речь стала меняться – общение с Сержем неизбежно выводило на иной, более высокий уровень. Она стала употреблять слова и фразы, которые прежде казались ей слишком «книжными», вычурными. И она спорила. Спорила с Сержем! Не слишком ли она зарвалась? Хотя почему, собственно, зарвалась? Есть же у нее, в конце концов, свое мнение!

      Серж реагировал совершенно спокойно.

      – Ну, положим, логику пока что никто не отменял – заметил он немного ворчливо.–