Орлеанская девственница. Вольтер

меня вам к ней свести угодно,

      Я вызову немедля духа сна;

      И очи нежные смежит она,

      Чтоб бдили мы над ней поочередно».

      Взяв книгу черную, монах скорей

      Зовет того из сумрачных чертей,

      Чье имя было некогда Морфей.

      Сонливый бес гостит сейчас в Париже:

      Когда поутру модный адвокат

      Приводит ряд блистательных цитат, –

      Он с судьями кивает лбом все ниже;

      А днем внимает проповеди он

      Учеников в искусстве Массильона,

      Приемам, взвешенным со всех сторон,

      Многообразию пустого звона;

      И вечером в партере крепко спит.

      Он к колеснице, слыша зов, спешит,

      И две совы влекут его неслышно

      По воздуху в молчанье ночи пышной.

      Закрыв глаза, скривив зевотой рот,

      Он к ложу девы ощупью бредет

      И, грудь ей посыпая маком черным,

      Томит ее дыханием снотворным.

      Так, уверяли нас, монах Жирар[31],

      Младую исповедуя девицу,

      Сумел вдохнуть в нее любовный жар

      И похотью воспламенил юницу.

      Меж тем, желанья грешного полны,

      Монах и конюх, слуги Сатаны,

      Стащили с девственницы одеяло;

      Уж кости, по ее скользя груди,

      Должны решить, чье место впереди,

      Кому из них принадлежит начало.

      Монах взял верх: счастливы колдуны;

      Его желания распалены,

      Он прыгнул на Иоанну; но нежданно

      Денис явился – и встает Иоанна.

      Как слаб перед святыми грешный люд!

      Соперники в смятении бегут,

      И душу им трепещущую жгут

      И лютый страх, и замысел злодейский.

      Видали, верно, вы, как полицейский

      Вступает в дом любви ночной порой:

      Любовников раздетых юный рой,

      Постели кинув, прыгает с балкона

      От мрачных глаз блюстителя закона;

      Так наши блудники бегут с тоской.

      Денис стремится усмирить волненье

      Иоанны, плачущей от возмущенья.

      Он говорит: «Избрания сосуд,

      Бог королей твоей рукой невинной

      Решил отмстить честь Франции старинной

      И водворить в их островной приют

      Надменных англичан, народ бесчинный.

      Бог превращает дуновеньем недр

      Трепещущий тростник в ливанский кедр,

      Сметает горы, сушит океаны

      И воскрешает вымершие страны.

      От шага твоего родится гром,

      Повиснет ужас над твоим челом,

      Ты с огнезарным ангелом победы

      О дивной славе поведешь беседы.

      Иди, о темной позабудь судьбе, –

      Иное уготовано тебе».

      При этой речи, грозной и прекрасной,

      Весьма духовной и весьма неясной,

      Иоанна широко раскрыла рот

      И думала – что это он плетет?

      Но благодать сильна: от благодати

      В ее уме редеет мрак понятий,

      Как будто там взошло светило дня,

      И в сердце – пыл священного огня.

      Она теперь не прежняя служанка,

      Она –

31

Иезуит Жирар, уличенный в маленьких вольностях с девицей Кадьер, исповедовавшейся ему, был обвинен в том, что он ее околдовал, дыша на нее. См. объяснения к песни третьей.