Святая Грусть. Николай Гайдук

путь?

      Царь поглядел па Распятье, мерцающее над золотым огнём лампадки. И снова он услышал отзвук покойного отца: «Когда тебе не хочется делать что-то хорошее, доброе людям, – подумай о том, что Христос не гнушался даже ноги мыть своим ученикам!.. В каждом человеке – царь небесный. Понтий Пилат когда-то не помиловал – и не стало Христа!»

      Отойдя от окна, царь подёргал шёлковый шнурок.

      Вошёл Терентий. Заспанный, помятый. Пушинка из подушки застряла в волосах.

      Скажи, пускай в подвал, в темницу подадут корыто с водою. Скажи, приду сейчас. – Царь помедлил. – И ещё скажи, пусть приготовят для того разбойника чистую рубаху… Ну что ты раззевался? Рот порвешь!..

      Простите, Ваша Светлость. Времени-то скоко… Работаешь, работаешь не подкладая рук… Что там ещё сказать прикажете?

      Царь неожиданно вспылил:

      Ничего! Иди, спи! Раззевался тут… Раззява!

      Терёшка в ухе пальцем покопался.

      То есть, как это прикажете понять? Не ходить в подвал, в темницу?

      Нет, я же сказал… – Царь отвернулся. – Исчезни с глаз долой!

      Слуга улетучился – легкий, бесшумный, как тень. Тихохонько прикрывши дверь, он постоял за порогом, плечами пожал и зевнул. Вернулся к себе и прилёг на топчан, ладошки сделал «лодочкой» – под голову подсунул, блаженно жмурясь. А через минуту бедный слуга едва не рухнул на пол – царь снова дернул шёлковый шнурок, привязанный к колокольчику.

      На этот раз Терентий вбежал в опочивальню, как на пожар.

      Чего изволите?

      Ты на какой подушке спишь?

      Терентий растерянно хмыкнул, подумав: «Тут, пожалуй, поспишь!»

      – Как «на какой»?.. На мягкой. Не камень же под голову толкать.

      Царь помолчал, наблюдая, как слуга царапает висок. Пушинка от подушки, заблудившаяся в волосах, упала под ноги Терешки; он заметил, угрюмо поднял, покатал между пальцами, соображая, что ничего срочного не предвидится. Можно, стало быть, расслабиться, зевнуть.

      – Принеси-ка мне подушку из заячьей шерсти! – приказал государь.

      Зевком раскоряченный рот слуги так и остался – широкой дырой. Терентий спохватился – ладошкою прикрыл.

      Заячья? Подушка? Не знаю, Ваша Свет…

      Ты, однако, сам на ней храпишь! – Царь сверкнул сердитыми глазами. – Живо принеси! А то, клянусь короной, ты у меня дождёшься!

      Не на шутку перепуганный Терентий засеменил, отбегая к порогу. За дверями остановился. Опять зевнул, пожал плечом.

      – То корыто с водой принести, то подушку в корыте…

      Он запалил фонарь, вошёл в хоромину, где пахло старой пылью, деревом и одеждами. Сундуки поблескивали медными обивками. Пудовые замки – в виде каких-то звериных оскаленных морд – висели на сундуках. Мышь проскользнула под ногами, пискнула. Терёшка замахнулся на неё… Качнувшийся фонарь потянул причудливые тени по углам, потолку… Терёшка огляделся и руку протянул. Погладил шубу – искорки из-под руки посыпались; того и гляди, чтоб не вспыхнуло пламя. Тут были всевозможные собольи меха. Лисье рыжее «золото». Потом