Книга Чёрного. Извас Фрай

видел.

      – Джеймс, извини. Я знаю, что тебе не очень повезло со мной.

      – Тебе не за что извиняться, – он немного помолчал, о чём-то думая, – И, это, моё имя, ты говорил, что назвал меня так в честь какого-то персонажа из игры?

      Я грустно улыбнулся и сказал:

      – Это из очень старой игры. Её перестали выпускать задолго до рождения моего дедушки. Но в детстве, я любил смотреть, как он в неё играет. Это была дань старому веку. Веку постмодерна. Джеймс Р. – революционер и борец за справедливость, который отчаянно был влюблён в девушку, которая была угрозой человечеству. Он поклялся убить её. Но не смог. Это был мой любимый герой. А это история – самой лучшей из всех, что я когда-либо слышал в детстве. И он смог изменить её. Спас её. Прошло много лет. И когда твоя мать спросила: «Как мы его назовём», я вспомнил его. И не долго думая, ответил: «Джеймс».

      Он внимательно слушал каждое моё слово. Казалось, даже немного улыбается. Ему нравилось быть названным в честь такого живого и сильного человека. Как давно было что-то такое? Наверное, никогда. И я знал, что он прекрасно помнил тот момент, когда я рассказал ему, почему назвал его Джеймсом, в то время, когда он ещё был ребёнком. Но он хотел услышать это ещё раз. Спустя много лет и много сор.

      Джеймс улыбнулся. Я и забыл, когда в последний раз видел его таким. Я почувствовал себя стариком. Я поднёс руку к голове и коснулся лысины посередине макушки. Согнулся в две погибели и застонал. Джеймс помог мне сесть.

      – Спасибо, – сказал мне мой сын и ушел в свою комнату.

      Я почувствовал, что мне стало немного лучше.

      Интерлюдия Первая

      Freundschaft und Einsamkeit.

      – Лядь-радь. Лядь-радь. Опа идорас.

      У Томаса было редко заболевание. Он не мог говорить всё, что приходило ему в голову. Его словарный запас был очень ограничен.

      – Лядь-бать!

      Он мог говорить только то, что видит.

      – Уйня! Уйня!

      Однажды, он попалв аварию и с тех пор, от пережитого шока, мог говорить только последние слова, которые в тот миг пронеслись у него в голове.

      – Бучий идорас!

      – И я рад видеть тебя, Томас.

      – Опа рать!

      – Давай сходим куда-нибудь. К примеру, в тот бар.

      – Бать! – кивнул он.

      – Тогда пойдём. Давно тебя не видел.

      – Идорас! – снова кивнул он.

      Мы шли молча. Две наши фигуры были незаметны в толпе. Жители этого района предпочитали тёмные воротники, пальто до колен и шляпы. Оказавшись здесь, можно было на время забыть, в каком находишься веке. Здесь был слышен запах натурального табака, столбом дыма, вылетавшим из трубок курильщиков. Это был район юристов и чиновников. Никто здесь подолгу на одном месте не стоял. Все куда-то откровенно бежали. И во всей этой суматохе, напоминавшей здание фондовой биржи, мы с Томасом, шедшие медленно и с чувством, выглядели нелепо.

      Томас раньше был профессором на кафедре социологии при университете. Но после аварии вести лекции был просто не в состоянии. И ему пришлось досрочно выйти на пенсию. Мы оба были стариками. И