Книга Чёрного. Извас Фрай

полноценного наказания не будет. Пару психиатров поговорят с ним и всё. А что будет с покалеченным – покажет время. Но ничего хорошего – это точно.

      Пассивный ни разу не взглянул на меня. Я сидел в самом углу. И не существовал. Стал немой декорацией. Предметом мебели, на которую никто никогда не обратит внимания. Пассивный крепко сжал руку друга. По его щеке текла слеза. Он что-то нашептывал в окровавленное ухо товарища. А затем, внезапно, поцеловал его окровавленную щеку. Губы пассивного съехали вниз и смешались с кровавой кашей, которая раньше была губами энергичного. Одна рука продолжала крепко сжимать мёртвую руку друга. Пассивный почти кусал рот друга. Могло показаться, что тот его поедал. Правая рука сжимала посиневшую ладонь. Им было по четырнадцать.

      Я смотрел на это, не в силах сказать что либо. Все, что могла мебель, это наблюдать. А что видит декорация – вечная тайна. Кровавый рот стал нашептывать что-то в ухо пострадавшему. Затем, громко но отчётливо, так, что даже я услышал, сказал ему: «Я люблю тебя, чувак!».

      Когда мы приехали, тело мальчика было окончательно изуродовано. Пассивный грыз пальцы ног пострадавшего. Я тихо вышел, выблевал несколько раз. И попытался забыть всё это.

      Это и правда лучше забыть. Став свидетелем такого, начинаешь понимать, насколько хорошо беспамятство.

      Я шел по улице. Картина почти полностью выветрилась из памяти. Если нужно было что-то забыть, то мне хватало просто поднапрячь ум. Все, что оставалось для того, чтобы и не вспоминать об этом, это престать карать себя за то, что посчитал это красивым, некоего рода, эстетичным. Перестал. Вроде, ничего и не было. Только иллюзия. Да, они часто бывают в нашей повседневной жизни.

      Я решил запереть этот момент в самый далёкий ящик в моей памяти. Я включил ««By The Wall» by Tomas Dvorak». Этот эмбиэнт немного помог мне. Я успокоился. И чувствовал только легкие касания ветра к своим щекам.

      Ничего не было.

      По дороге я встретил Кернера Ангера. Он шел с безучастным видом к себе домой. Я не упустил такой возможности пообщаться со старым другом. Подбежал к нему и закричал:

      – Привет, Кернер.

      Он лениво повернул голову в мою сторону. Этот человек всегда производил впечатление полумёртвого и измученного жизнью несчастного. У него были моменты радости, когда мне удавалось рассмешить его. Но если у него с утра что-то болело, проведя полчаса в его компании, можно было решиться на самоубийство.

      Однако с другой стороны, как истинный поклонник и хулитель психоанализа, я не мог не заметить, что ничто не мешает ему быть вполне счастливым. Мне иногда казалось, что он наслаждается своим горем. Упивается несчастьем, как неким экзотическим коктейлем из боли и хандры. Самолюбование – одна из многих причин, почему людям нравится ощущать себя несчастными. Кернера я причислял к числу как раз таких снобов. Но потом, я присматривался к себе.

      – Привет, – ответил он.

      – Вот видишь, – сказал ему я, – ты говоришь сухо и безразлично. А ведь когда-то всё было