География одиночного выстрела. Андрей Курков

теплый лай и улыбалась широкою деревенскою улыбкою. И от этого видения улыбался и сам народный контролер, улыбался с закрытыми глазами, из-за чего комсомолец Цыбульник с интересом поглядывал на лицо пассажира, думая, конечно, о чем-то своем.

      Неизвестное время провели они в пути. Уже и сам Цыбульник засыпал на ходу со штурвалом в руках, и будь это улица, а не сплошная снежная равнина, наверняка врезались бы аэросани или в избу, или в фонарный столб. Но здесь такой опасности не было. Наконец комсомолец облегченно вздохнул и замедлил движение аэросаней. Тише стал и рев двигателя, и, наверно, поэтому проснулся Добрынин, протер глаза, посмотрел по сторонам, а потом – вперед.

      А впереди показался маленький одинокий домик с красным флажком на крыше.

      – Это что, село или город? – спросил Добрынин, тщетно пытаясь вспомнить якутские определения населенных пунктов.

      – Пригород! – ответил Цыбульник, и голос его показался народному контролеру не совсем довольным.

      Подогнав аэросани к самому порогу, комсомолец остановил их, отключил двигатель и спрыгнул на снег.

      – Вот сволочи! – буркнул он негромко, подойдя к двери.

      – Кто? – поинтересовался Добрынин.

      – А хер их знает! Проходи! – И, открыв двери, комсомолец пропустил вперед Павла.

      Домик был двухкомнатным и холодным. На полу валялись обрывки бумаг, какой-то мусор.

      Цыбульник, зайдя следом за контролером, неожиданно рванулся вперед, подбежал к маленькой тумбочке, сделанной, как видно, из военного ящика, распахнул дверцу и громко выматерился, уставясь на пустые полочки.

      – Чего там? – спросил Добрынин, подходя к комсомольцу со спины.

      – Сперли! – кратко ответил Цыбульник. – Найти бы этих сук и расстрелять!

      – А что сперли-то?

      – Три чистых тетради и комсомольские взносы.

      – А кто ж это мог здесь?! – вслух удивился народный контролер.

      – Кто-кто! Эскимосня местная! – пробурчал комсомолец. – Ну я им устрою!

      Через пару минут Цыбульник немного успокоился, затопил печку-буржуйку, такую же, какая стояла в аэродромном домике, сделанную из бензиновой бочки. Принес из второй комнатки разломанных досок.

      – Спать будете здесь, – показал он Добрынину на коротковатую деревянную кровать, сбитую, как Добрынину показалось, из тех же военных ящиков, украшенных разными трафаретными знаками и длинными рядами секретных цифр.

      Постепенно воздух в домике нагрелся. Цыбульник улегся на вторую, точно такую же коротковатую кровать и, сказав, что поспит немного, захрапел.

      Добрынин тоже прилег, но спать не хотелось – видно, в аэросанях он достаточно отдохнул. Да и предчувствие скорой работы бодрило его, возбуждало мысли и воображение, хотя и не совсем понятно было ему, с чего он начнет исполнение своих обязанностей в таком пустынном и северном месте.

      Как обычно в минуты бодрого покоя, вспомнил он о подаренной товарищем Калининым книжке и даже сходил в сени, где оставил котомку