Пока ненависть не разлучила нас. Тьерри Коэн

мальчиков.

      – Но говорят, что все евреи солдаты и они убивают палестинцев.

      – Но не эти, эти были спортсменами. Нельзя убивать молодых.

      – Но израильтяне тоже убивают молодых. И всем в мире на это наплевать.

      – Это нехорошие мысли, сынок. Не надо допускать до себя войну. Она разделяет евреев и арабов.

      Отец махнул рукой – он всегда махал рукой, когда волновался, – и ушел. Нет, отец не успокоил меня, не разрешил моих вопросов. Наоборот, прибавил к ним еще новые.

      Почему плохо отделяться от евреев?

      Я думаю о Рафаэле. Что он чувствует? Возмущается арабами?

      Стоит мне с ним поговорить или нет?

      Мы никогда не касаемся проблем, о которых спорят все вокруг. Не чувствуем себя взрослыми, не решаемся говорить о слишком серьезных вещах. Наверное, нам хочется жить в мирке, который нас сближает. Мы не спешим в мир к взрослым, где пылают гнев и ненависть, где все друг друга оскорбляют.

      И потом, я-то что могу? Что могу для палестинцев? Для израильтян? Не стоит мне о них думать. У меня своих бед довольно – и сейчас, и в будущем. Зачем мне переживать из-за людей, которые тратят жизнь на то, чтобы убивать друг друга?

      Нет, признаюсь честно, ненависть мне совсем не интересна.

      Рафаэль

      Мы с Муниром понимаем друг друга. Нас одно и то же смешит, одно и то же тревожит, мы одинаково чего-то стесняемся, одинаково чему-то радуемся. Мунир научился лавировать между моими приятелями французами, с которыми я общаюсь, и своими приятелями арабами. Его друзья тоже меня принимают – отчасти из симпатии, отчасти из уважения к Муниру, который пользуется у них авторитетом.

      Среди французов мы с Муниром в особицу. Всегда вместе, всегда заодно. Нас приняли, хотя мы другие, не похожи на них. Мунир смуглый, такой же, как Жюльен. Дедушка с бабушкой у него берберы[18]. Его мама родилась в деревне неподалеку от Могадора, точь-в-точь как моя бабушка с маминой стороны. Теперь Могадор называется Эс-Сувейра, но бабушка не хочет так его называть. «А картина как называется, «Люди Могадора»[19] или «Люди Эс-Сувейра»?» – лукаво спрашивает она, имея в виду фильм, который так полюбился зрителям первого канала, и в особенности марокканским евреям.

      Этот фильм – бабушкина услада. Благодаря ему французы открыли для себя ее родной город, удивительной красоты пейзажи, уклад жизни марокканцев. А что французы думали? Что мы бескультурная деревенщина? Конечно, кто не заметит, с каким пренебрежением французы относятся ко всему арабскому. Но одно дело арабы, а другое – марокканцы. Или, например, алжирцы. Не надо нас с ними путать. Пье-нуары[20] сбежали во Францию, не прихватив с собой ничего, они потерпели крушение, удрали от тех, кого считали слугами, кем помыкали. А марокканцы уехали добровольно, как достойные люди. Сам король сожалел об отъезде своих евреев. О чем это говорит? О том, что евреи жили в полном согласии с мусульманами.

      Конечно, понятное дело, уехали они зря, и теперь они это понимают…

      Но и среди марокканских евреев есть разные.

18

Общее название принявших ислам в VII веке коренных жителей Северной Африки. По религии – в основном мусульмане-сунниты.

19

На самом деле в романе описывается маленькое селение Могадор во Франции, фильм снят в 1972 году (Франция, Канада, Швейцария, ФРГ) и пользовался большим успехом во Франции.

20

Пье-нуары, дословный перевод «черноногие», переселенцы в Алжир из метрополии, они носили обувь и получили прозвище, которое в дальнейшем за ними закрепилось. Франкоалжирцы гордились своим происхождением, составляли особую социальную группу, во время освободительной войны в Алжире были вынуждены бежать во Францию.