Усмешка тьмы. Рэмси Кэмпбелл

поперек деревянной столешницей.

      Мы выходим. Чарли идет к столику и занимает большую часть скамейки, обращенной к дороге. Я же сажусь напротив.

      – Мы здесь не случайно, – сообщает он. – Это что-то вроде моего личного места для уединенного времяпрепровождения. Здесь мобильный не ловит, – он ухмыляется. – А ведь они знай себе ждут, когда я выйду на связь.

      – А о ком речь? – не совсем понимаю я.

      – Ну вот, пожалуйста: какой-то чудик написал мне вчера посреди ночи и сказал, что хотел бы продать кое-какие фильмы, что могут показаться мне интересными. Прислал адрес, но когда я приехал по нему, оказалось, что дома с таким номером не существует. Я только что оттуда. Поэтому и захватил проектор – проверить на месте, есть ли там что-нибудь стоящее.

      Его в открытую обвиняющий тон заставляет меня призадуматься.

      – Погодите-ка, это не об этом ли сообщении вы меня сразу спросили? Вы что, подумали, что его оставил я?

      – Ну, я же вас не знаю, – его взгляд тяжелеет. – Просто загвоздка в том, что, по словам этого неизвестного шутника, среди фильмов на продажу были и картины Табби Теккерея… Немного подозрительное совпадение, правда?

      Под его тяжелым взглядом меня начинают терзать кое-какие подозрения.

      – Продавец представился?

      – Да, каким-то дурацким именем, вроде тех, какими в Интернете подписываются. Это точно были не вы?

      – Не я, но, возможно, часть моей вины тут есть. Не стоило вас в это впутывать.

      – Впутывать? Во что?

      – В один спор о том, какой из фильмов с Табби вы использовали в альманахе. Вот почему я спросил вас об этом по телефону.

      Чарли почему-то отводит взгляд, делая вид, что смотрит на дорогу… или, быть может, на торфяник. Может, он использовал фильм, игнорируя авторские права?

      – Это спор в Интернете, – уточняю на всякий случай я, – и я просто решил отстоять правду.

      – Вот как.

      – Простите, если доставил вам лишние хлопоты. Вас, наверное, не стоит упоминать в книге?

      – В книге? Ну, назовите меня Чак Трейс. Посмотрим, признает ли кто.

      Не уверен, что моя улыбка уместна, но я улыбаюсь. Возможно, именно это проявление человечности с моей стороны сподвигает его перейти прямо к делу:

      – Ну так что, приступим к тому, ради чего мы здесь, а?

      – Если честно, сгораю от желания посмотреть что-нибудь с участием Табби.

      – Может, сначала послушаете о нем? – Трейси наклоняется через стол, понижает голос, и под его локтями хлипкая древесина столешницы жалобно поскрипывает. – Знаете, что я вам скажу – так, для разогрева? Мой дед однажды видел его вживую.

      – Вот как? – удивляюсь я, памятуя о том, что все, что скажет мне этот человек, может быть сильно приукрашено. – На сцене?

      – В Манчестере. Табби официально выступал на публике в первый и последний раз тогда. Если верить дедушке, там чуть бунт не вспыхнул.

      – Почему? Из-за того, что Табби объявил об уходе?

      Трейси