Усмешка тьмы. Рэмси Кэмпбелл

Датабейз».

      Прошу покорнейше извинить меня за то, что приходится ссылаться на факты, но составитель «Золотого века юмора» подтверждает мою правоту.

      И да, мое имя – не ОШИБКА В ОПИСАНИИ. Это даже не мой ник.

      Не слишком ли язвительно? По сравнению с коленцами Двусмешника – очень даже скромно. Поэтому я отправляю сообщение. Я не рассчитываю на его скорый ответ, но если он снова встрянет, мне останется только припечатать его своей книгой. Он и так отвлек меня от работы. Но завтра у него этот фокус не пройдет. Пусть зубоскалит в одиночестве.

      10: Торфяники

      В электричке мне выпадает сомнительная честь сидеть напротив какого-то долговязого подростка, который на протяжении трех часов залипал в игру на своем ноутбуке. У него такие длинные ноги, что его коленки упираются в мои. Я пытаюсь отвлечься на пейзаж за окном, но в сером безликом небе нет ни капельки утешения. Дорога выглядит настолько однообразной, что я теряю ощущение пространства и времени. На Манчестер-Пикадилли я понимаю, что сыт поездами по горло, и на своих двоих добираюсь через весь город до станции Виктория, торопливо лавируя между спешащими на обед обывателями. На поезд я еле-еле успеваю, запрыгиваю в последний вагон. Под аккомпанемент собственной одышки я, минуя ряды клерков, уткнувшихся в свои экранчики, добираюсь до ближайшего свободного сиденья и бухаюсь на него. Звонит телефон.

      – Алло? – выдыхаю я с трудом.

      – Кажется, вы удивлены? Или чем-то обеспокоены?

      – Ни то, ни другое, – я делаю глубокий вдох. – Если вы, конечно, не звоните, чтобы сказать, что все отменяется.

      – И как вам такое в голову пришло?

      – Не знаю. Как-то.

      – Ладно, замнем. Вы оставили мне сообщение?

      – Да. Я назвал вам время приезда.

      – Только и всего? Час дня, я помню. Ну, и где вы сейчас?

      – Отъезжаю от Манчестера.

      – Выйдите на той остановке, что после следующей.

      – Что-то вы рамсы путаете. Мне нужно выйти на Мамс.

      – Нет, – холод, звучащий в его голосе, буквально просачивается мне в ухо – кажется, он недоволен тем, что я вывернул его шутку наизнанку. – На той, что после следующей, – и Чарли Трейси дает отбой.

      Поезд приближается к станции, напоминающей какой-то грубый набросок – начатый, но не завершенный проект. Под стальными навесами ютятся скелетоподобные лавчонки. Солнце вспыхивает на хромированных поручнях и бьет мне прямо в глаза, и прежде чем я смаргиваю эту болезненную белизну, мы уже подъезжаем к следующей, нужной мне остановке. Выглядит так же, как предыдущая. По крайней мере, я ощущаю твердую платформу под ногами, какой бы призрачной она ни была. По бетонному пандусу разбросан с десяток листовок, призывающих ВЗРЫВАТЬ МЕЧЕТИ и ОБЪЕДИНЯТЬСЯ БЕЛЫМ МЕНЬШИНСТВАМ. Пандус сбегает вниз, к улице, к ближайшему дому – вытянутому зданию без окон, чья серая кладка – почти такого же цвета, как хмурое небо над головой. Едва я ступаю на пандус, белый автофургон-развалюшка, припаркованный в тени здания прямо на разделительной линии, подмигивает мне фарами. На ржавом борту