Полёт в Чаромдракос. Наташа Корсак

войска вместе со своими союзниками уничтожили фашистскую армию. И Париж с новой силой расправил закостеневшие крылышки. Я надеялась – пришло то самое время, когда мой мальчик будет спать спокойно, а не думать, как заработать деньги на грязных ботинках. Ведь у ребёнка должно быть детство.

      Помню, осенней ночью я сидела у его кровати и наблюдала, как он сладко спит. Представляла, что видит сон. Но тут он неожиданно открыл глаза и сухо произнес:

      «Маман, если будешь на меня так смотреть, боюсь, я до утра не усну. Ложись и ты».

      «Я не хотела тебе мешать, Пьер. Прости», – смутилась тогда я.

      «Ты приходишь ко мне каждую ночь. Зачем?» – спросил он.

      «Мамы часто смотрят, как спят их дети. Вокруг вас столько прекрасных снов. Лови любой. Не так ли?»

      «Нет. Мне сны неинтересны. Они раздражают психику и не дают как следует выспаться. Прочитал об этом в одном научном журнале. Могу и для тебя его отыскать».

      «Ты хочешь сказать, что тебе ничего не снится?»

      «Редко. Мамочка, ты задаешь столько детских вопросов, а время за полночь».

      «Не злись, Пьер. Придешь завтра на мой концерт в Гранд-оперу?»

      «Спасибо, но я не очень люблю музыку».

      «Но ты ни разу не слышал, как я пою. Давай же сходим куда-нибудь вместе. С тех пор как не стало отца, мы практически вместе нигде не бывали».

      «Маман! – вдруг вскочил с кровати Пьер. – Мне достаточно той мерзкой колыбельной, от которой у меня уши вянут. Я уже взрослый! Маман, прошу тебя, оставь меня одного».

      «Хорошо. Добрых снов тебе, Пьер».

      «Да нет никаких снов! Мне почти пятнадцать лет!»

      «Ну да». И дрожа от обиды, я вышла из его комнаты. Кстати, Пьер спал там, где сегодня стоит кроватка с плюшевыми мишками.

      – Почему папа был так зол? – спросила я.

      – Потому что он хотел быть взрослым. Сразу, с детства. Когда ему было семь лет, мы гуляли по Булонскому лесу. Я сказала, что порхающие у пруда бабочки – это души сбившихся с пути странников. А он поднял меня на смех. А ещё он по-взрослому хмурился, когда я здоровалась с животными. Ведь я понимаю всё, что они говорят. Повзрослев окончательно и бесповоротно, Пьер окрестил меня сумасшедшей. Он напоминал мне об этом каждый раз. – Камилла выдержала паузу. – Когда я пыталась заговорить о Чаромдракосе…

      – О чем?

      – Я сказала ему, что по-настоящему была счастлива лишь в Чаромдракосе. И очень жаль, что мой сын не верит в чудеса и не в силах помочь мне туда вернуться хотя бы на мгновение.

      Камилла закрыла лицо руками и подошла к окну.

      Солнце расплескало на стёклах все краски счастья. Камилла подставила лицо его игривым лучам. Набрала полную грудь воздуха и, не глядя на меня, сказала:

      – Это Пьер запретил мне видеться с тобой. Он думал, да и сейчас уверен, что я могу дурно на тебя повлиять. Поэтому я приезжала в Пантуаз лишь раз – на третий день после твоего рождения. Ты крепко спала. Я завела колыбельную, но твой отец прервал её, объяснив, что