Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник). Дмитрий Гаврилов

ответил мужчина сокрушенно. – Жаль, что плотника. Иначе быть бы тебе отроком, а после – гриднем. Уж я бы гонял до седьмого пота, как этих охламонов.

      «Гридень», «гридница» – ещё год назад никто из словен не ведал о таких словах, и поди ж ты, ныне как бы и свои. «Гридня» – это по-северному убежище, и есть при ней те, кто хранит покой, оберегает от опасности.

      Воевода кивнул в сторону, а Добря, воспользовавшись тем, что не гонят, пошире раскрыл глаза. Отроки сходились в потешных поединках, во всем подражая дружинникам. Но вместо настоящего оружия в руках палки. Некоторые бьются на кулаках, валяют друг друга в пыли и ничем не отличаются от обычных городских мальчишек. Добря рассматривал их с завистью и не обращал никакого внимания на тихие смешки воеводы.

      – Жаль, – повторил тот. – Но не всем везет, как Роське.

      – Кому-кому?

      Добря сам не понял, что спросил. Но едва слова воина достигли разума, захлебнулся воздухом, сердце упало вниз.

      – Да вон, Роська, – пробасил Сигурд и снова кивнул.

      Рот Добри раскрылся сам собой, челюсть с грохотом упала на грудь. Среди отроков действительно выделяется один… Добря даже ладошку козырьком приложил, всматривался долго…

      И вдруг похолодел. Действительно, он. В самом деле Роська. Гаденыш с правого берега, ничтожество, падаль…

      – Как? – выдохнул мальчик и не узнал собственный голос.

      – Знакомый? – удивился Сигурд. – Вот это да. Говорят же: мир тесен. А я все не верил. Эй, Розмич! Подь сюды!

      Отрок не сразу понял, что зовут именно его. А когда догадался, тряхнул головой, побежал к крыльцу с явным усилием. Только что язык на плечо не закинул.

      – Гляди, Розмич, – улыбался воевода, – друг твой отыскался!

      Он ткнул в Добрю, сощурился. Губы разошлись в широкой, добродушной улыбке.

      Роська, красный от недавнего напряжения, побледнел, захлопал глазами часто-часто. А брови Добри сдвинулись так плотно, что лоб заболел.

      – Ты… – протянул сын плотника.

      – Ты? – отозвался отрок.

      Роська был на полголовы выше Добри. Такой же светловолосый, только глаза не голубые, а серые. На лице несвойственная городу простота, костяшки пальцев перебиты и кровоточат. Зато румянец густо заливает щеки, хотя сам бледный, как льняное полотно. На мальчишке белоснежная рубашка, новые порты, впрочем, одежда уже покрыта изрядным слоем пыли, кое-где порвана.

      Добря почувствовал, как закипает кровь, как неприятно сжимается в животе. К уголкам глаз подступили слезы, и он постарался не моргать, чтобы предательские капли не выдали досаду. Роська… главный злодей из правобережных пацанов! Родная-то деревня Добродея на левом берегу.

      – Но как?! – всхлипнул Добря и во все глаза уставился на воеводу.

      Тот вопросительно поднял брови, глянул, сперва – на одного, после – на второго:

      – Вы не рады встрече?

      – Нет, – проскрежетал Роська.

      Сигурд громко почесал затылок, все ещё пытался разгадать тайну, но плюнул довольно быстро:

      – Ладно, Розмич, иди к остальным.

      – Как это