Телевизор. Исповедь одного шпиона. Борис Викторович Мячин

ареста, ибо при вашем участии я познакомлюсь с самим государем…

      – Наша государыня – Екатерина Великая…

      Я вспомнил вдруг, как однодворец Степан говорил, что мужику тоже нужна ласка, и приказал одеть и накормить скопца.

      – Знаешь ли ты, что за еда в миске пред тобою?

      – Знаю, – кивнул головой пророк. – Это заморский фрукт потат. Весьма вкусно, благодарю…

      – И ты не считаешь этот фрукт чем-то диавольским?

      – Нет, не считаю. Всякая трава, которую посадил Господь, есть благо…

      – А мухоморы – тоже благо?

      – Мухоморы – не трава, а грибы, – обиделся скопец. – Что я, по-вашему, совсем тёмный, что ли…

      Глава третья,

      в которой секунд-майор Балакирев собирается воевать с китайским императором

      Случай с потатами стал хорошо известен не только в нашей губернии, но и в Петербурге, до такой степени даже, что об этом написали в «Экономическом вестнике». Прошел год или два, и в нашу Рахметовку явилась дорогая карета, из коей вышел человек в простом подорожном платье, но с красной александровской лентой[21]. Был он не средовик, но уже подстарок. Власы его топорщились в разные стороны, пухлое лицо напоминало чем-то пушистого кота казанской породы, которых любила покойная Елисавета Петровна и которые вошли даже в простонародные потешные листы[22]. Аристарх Иваныч сердечно его приветствовал, а мы все кланялись.

      – Сенатор, вишь, – проговорил Степан. – Статс-секретарь Е. И. В.[23]

      По поводу приезда сенатора все поместье было поднято на дыбы. Лаврентьевна суетилась на кухне; меня обрядили в пажескую ливрею и заставили читать оду сочинения Аристарха Иваныча, а потом прислуживать в трапезной.

      – Не могу не высказать своего к тебе неудовольствия, Аристарх Иваныч, – произнес сенатор, звякнув вилкой. – Был ты Гостомысл[24], муж боярый, – а теперь что ж? Монархиня Екатерина, памятуя о былых заслугах твоих, прислала тебе со мною свое самодержавное благопожелание. Я сказал, что ты на старости лет чаешь счастия в природе, в деревенском уединении. «Признаюсь, я очень этим огорчена, – сказала мне императрица. – Вольность дворянская не означает устранения от службы отечеству, сие в манифесте черным по белому прописано. Передай Аристарху Иванычу, что пора ему прекратить, подобно Жан-Жаку Руссо, любоваться натурой и снова сослужить службу мне, как и в те времена, когда я была еще великой княгинею».

      На этих словах Аристарх Иваныч засопел, резко отставил в сторону фаянсовую тарелку и, подошед к окну, начал в философическом размышлении смотреть на наши огороды.

      – Не поеду! – посопев так минуту или две, сказал он, оборачиваясь. – Снова при дворе жить, деньги мотать да милости сиюминутной искать, – нет уж, довольно! Пусть молодые петрушкой прыгают да красными каблуками[25] стучат, а я не буду!

      – Эх, Аристарх Иваныч, Аристарх Иваныч, – покачал головой сенатор. – Много в тебе кичливости необузданной; ничего,

21

Т. е. лентой ордена Святого Александра Невского.

22

Имеется в виду популярный лубок «Мыши хоронят кота».

23

Ея Императорское Величество

24

Легендарный воевода или старейшина, призвавший в Новгород в 862 г. варягов во главе с Рюриком.

25

Красные каблуки были непременным атрибутом щеголя начала 1760-х гг.