Крик родившихся завтра. Михаил Савеличев

его насмешка близка к правде!

      Наталья осторожно заправила выпростанную культю под одеяло и взялась за приборку на столике, где среди окровавленных клочков ваты, драных бинтов, ножниц, расширителей и скальпелей притулились самые обычные детские книжки. Последнее поступление в походную библиотечку – принесенная Ангеликой совсем новенькая книжка «Пеппи Длинныйчулок» какой-то Астрид Линдгрен. Книжка Кюри нравилась, хотя вряд ли она в ней что-то понимала, поскольку спрашивала: а что такое дом? Как выглядит лошадь? Можно попробовать эти самые блины?

      После таких вопросов Наталье очень хотелось заткнуть уши и бежать отсюда не оглядываясь. Бежать далеко-далеко, на другой край страны, чтобы никогда больше не видеть ни Кюри, ни геофронт, ни всё, что с ними связано. Даже отца. А что? Ей не привыкать – убегать.

      – Как она? – Поверх ширмы заглядывал Фил.

      – Спит. Зачем вернулся?

      – Не могу в пустой квартире. У меня, оказывается, даже постельного белья нет. Или у них так и полагается?

      – У кого?

      – Самураев. На голом полу спать.

      – Будто здесь ты не на голом полу спишь.

      Фил укоризненно покачал головой. Внутрь он не заходил.

      – Давай чай попьем, – сжалилась Наталья. Не над Филом. Над собой.

      Ей выделили закуток в самом дальнем углу – еще одна узкая щель, в которую еле втиснулись стол, рабочая станция и пара табуреток. Свитки энцефалограмм, рентгенограммы мозга, распечатки показаний датчиков, лабораторные тетради, анатомические атласы высились памирами чуть ли не до потолка.

      – А почему это подземелье – «геофронт»? – спросила Наталья.

      – Слово хорошее, – пожал плечами Фил. – Фронт. Передовой фронт науки. А если серьезно, то японцы так называют всю подземную инфраструктуру – трубы, кабели, бомбоубежища. Вот и переняли для краткости.

      Он пальцем покопался в распечатках:

      – Что-нибудь удалось разгадать?

      – Всё есть в отчетах, – Наталья включила категорически запрещенный здесь электрочайник. Заварка оказалась еще хорошей, даже без плесени. – Сплошь разгадки вопросов мироздания.

      – О, я тоже этот фильм смотрел, – оживился Фил.

      – Какой?

      – Нет-нет, не переживай, – он снова сгорбился, теперь уже над лабораторными журналами. Всё же в его манере изъясняться имелось нечто неуловимо странное.

      Потом они пили чай из алюминиевых кружек, ручки которых приходилось оборачивать полосками бумаги, чтобы не обжечь пальцы.

      – Ты не понимаешь, как она это делает, а я до сих пор не пойму – что она делает, – сказала Наталья.

      – Всё есть в отчетах, – съязвил Фил. – Но, если честно, я тоже не знаю. Физически всё выглядит, э-э-э, эффектно – в одном месте убыло, в другом месте прибыло, Ломоносов – Лавуазье. Почти мгновенно. Нет, не почти, с вариациями. В общем, нуль-транспортировка, о которой так любят писать фантасты.

      – Деритринитация, – сказала Наталья,