Она доведена до отчаяния. Уолли Лэмб

Джек скреб проволочные спицы колес. Его ноги были мускулистыми и более волосатыми, чем я себе представляла.

      За вчерашним ужином мать вела себя как… это слово одноклассницы писали в тетрадке отзывов. Нагибалась и легонько шлепала Джека, когда он ее дразнил. Возбужденная, вот что это за слово. Мама и ее глупый риск, ее черные кружевные бюстгальтеры.

      Зеленый садовый шланг дрожал между ног Джека – он обливал и вытирал хромированные части. Проходя мимо веревки с бельем, он поглядел на мои трусы, поднялся по лестнице и ушел к себе в квартиру.

      Одри Хепберн с обложки «История монахини» смотрела прямо мне в душу с моей неубранной кровати. Ее волосы были скрыты белоснежным апостольником, большущие глаза смотрели испуганно.

      – Чего уставилась? – спросила я. – Так тебя разэтак!

      Я впервые произнесла такую непристойность. По спине пробежала дрожь от сознания собственной силы.

      После чего я села на кровать и разрыдалась. Долорес Прайс, леди печального образа.

      Когда мама вернулась с работы, я тихонько вышла на площадку лестницы и подслушала бабкины жалобы:

      – Если бы ты ей не позволяла… Пока она живет в этом доме…

      – Я с ней поговорю, – сказала мама, упирая на «я». – Я занесу белье в дом.

      Когда она поднялась и постучала, я уже была готова к защите. «Сама перестань вести себя как подросток! – скажу я. – Когда ты уже повзрослеешь, чтобы близким за тебя не краснеть?»

      Но вместо критики мама присела на кровать и обняла меня.

      – Давай с тобой сходим в кино, – предложила она. – Или по магазинам, или еще куда-нибудь.

      Верх «Бьюика» был поднят – день выдался пасмурный и дождливый. Мы с матерью возвращались домой из Провиденс.

      Мы выехали утром и позавтракали в кафе, затем купили две новые школьные формы мне и мохеровые свитера нам обеим. Простояли полчаса в очереди, чтобы попасть на утренний показ «Ночи после трудного дня», но девушки перед нами и за нами визжали при виде постеров с героями фильма в витринах кинотеатра, а мать забыла принять свои таблетки и боялась, что ее нервы этого не выдержат. Я немного подулась, но согласилась на «Мэри Поппинс».

      – Тебе какие парни нравятся? – спросила я маму.

      – Не знаю, – ответила она. – Высокие, смуглые и при деньгах. Как Вик Деймон – что он там, свободен?

      – Нет, серьезно, – настаивала я. – Вот такой, как Джек, по-твоему, красивый?

      Мать ударила по тормозам – почему, я не поняла – и рассмеялась:

      – Какой Джек? Джек Фрост? Или Джек Бенни?

      – Наш Джек, с третьего этажа.

      – О-о, не знаю, – протянула она. – Я об этом не думала. Они с Ритой такая красивая пара, она же просто живая куколка, – мать включила радио.

      – У нее рот некрасивый.

      – Ты слишком строга. Я нахожу ее очаровательной.

      – Тебе не кажется, что Джек чем-то похож на твоего брата? На снимке, висящем на лестнице, он напоминает Джека.

      – Эдди? Да нет, не очень. Хотя сейчас, когда ты сказала… Правда, Эдди был