Ненависть и прочие семейные радости. Кевин Уилсон

не собираюсь сниматься в этой сцене.

      Тут снаружи, за кабинкой, раздался голос Фримэна:

      – Не собираешься сниматься в этой сцене?

      – Что там за черт? – спросил Бастер.

      – Я лучше пойду, – быстро сказала Анни в трубку.

      Когда она покинула душевую кабинку, Фримэн стоял, привалясь задом к раковине, и поедал сэндвич, настолько громоздкий, будто сразу три сэндвича водрузили один на другой. Одет режиссер был в свою обычную рабочую одежду: черный костюм и галстук, изрядно помятую белую сорочку, солнечные очки и жалкие потрепанные кеды без носков.

      – Так и в чем проблема? – осведомился он.

      – И давно ты тут стоишь? – спросила Анни.

      – Не так чтобы давно. Ассистентка сказала, что ты в туалете, и народу стало любопытно, то ли ты просто струхнула, узнав, что придется малость оголиться, то ли тут коксом балуешься. Вот я и думаю: схожу-ка разузнаю.

      – Допустим, я не балуюсь коксом.

      – Я даже разочарован.

      – Я не собираюсь раздеваться, Фримэн.

      Режиссер огляделся, ища глазами место, куда бы он мог примостить свой сэндвич, и, очевидно, только сейчас осознав, что находится в общественной уборной, предпочел оставить еду в руках.

      – Ладно, ладно, – ухмыльнулся он. – Я ведь всего-то сценарист и режиссер – что бы я в этом соображал?

      – Но это же просто бессмысленно! – чуть не завопила Анни. – Какой-то мужик, которого я в жизни не видела, является ко мне в квартиру – и тут стою я с сиськами наружу!

      – У меня сейчас нет времени объяснять тебе, что тут все гораздо сложнее, – поморщился Фримэн. – По сути дела, тут речь идет о самообладании, и Джина должна стремиться контролировать любую ситуацию. И здесь она именно так это и реализует.

      – Я не собираюсь оголяться, Фримэн.

      – Если ты не желаешь стать настоящей актрисой, то снимайся и дальше в киношках о супергероях да всяких мыльных операх.

      – Иди к черту, – огрызнулась Анни и, метнувшись мимо режиссера, выскочила из туалета.

      Вскоре она встретила своего партнера по фильму Итана, который топтался по тесному пятачку, с непомерной значительностью проговаривая свои реплики.

      – Ты уже слыхал? – кинулась к нему Анни.

      Итан кивнул.

      – И что?

      – Могу дать один совет. Я бы на твоем месте взглянул на эту ситуацию так, будто ты не актриса, которой велят оголить бюст, а лишь некая актриса, играющая другую актрису, которой надо оголить бюст.

      – Ясно, – выдавила она, с трудом поборов желание врезать ему до бесчувствия.

      – Послушай, – продолжал разглагольствовать Итан, – это привнесет в сцену лишний пласт нереальности, что, кажется мне, сделает действие многосложным и еще более интересным.

      Не успела она что-либо ответить, как к ним подошел, тряся планом съемок, первый ассистент режиссера:

      – Следующим снимаем ваше визави. И как мы будем это делать, коли ты еще кипишь?

      – Никак не будем, – отрезала Анни.

      – Что ж, печально.

      – Я буду у себя в трейлере, – бросила