Хозяин. Максим Горький

он, наклоня голову, прошел, как всегда, молча на двор. В мастерской долго молчали, потом пекарь резким движением отер пот с лица и, топнув ногою, сказал:

      – Ух, даже сердце захолонуло, ну вас к черту! Так ждал – сейчас схлестнется он с тобой…

      – И я, – радостно подтвердил Милов.

      – Мо-огла быть драка! – с сожалением воскликнул Цыган. – Ну, теперь, Грохало, держись. Начнет он тебя покорять – ух ты!

      Кузин ворчал, покачивая седою головой:

      – Не ко двору ты нам, парень! Скандалы нам не надобны. Разбередишь хозяина ты один, а он на нас станет сердце срывать, – да!

      Артюшка пониженным голосом ругал солдата:

      – Растяпа! Что ж ты – не видал?

      – Стало быть, не видал.

      – А тебе не наказывали – гляди?!

      – А я вот не доглядел…

      Большинство равнодушно молчало, слушая сердитую воркотню. Я не мог понять, как относятся ко мне эти люди, чувствовал себя нехорошо и думал, что, пожалуй, лучше мне уйти отсюда. И, как будто поняв мои думы, Цыган сердито заговорил:

      – Ты, Грохало, бери-ка расчет, – все равно теперь тебе житья не будет! Натравит он на тебя Егорку, и – кончено дело!

      Но тут с пола встал Яшка, сидевший на рогоже, скрестив ноги, как портной, – встал, выпучил живот и, покачиваясь на кривых ногах рахитика, очень страшно выкатив молочно-синие глаза, крикнул, подняв кулачок:

      – Сасем уходить? Дай ему в молду! А будет длаться – я заступлюсь!

      Секунда молчания, и – все захохотали тем освежающим, здоровым смехом, который, точно летний ливень, смывает с души человека грязь, пыль и всякие наросты, обнажая доброе и ясное, сталкивает людей в тесную массу единочувствующих, в одно целостное, человечье тело.

      Бросив работать, все качались, хватаясь за бока, выли, взвизгивали и, задыхаясь смехом, обливались слезами, а Яшка – тоже сконфуженно посмеиваясь – одергивал рубаху:

      – А – сто? Вот ессе!.. Я возьму гилю в тли фунта, а то – полено…

      Первый кончил смеяться Шатунов, вытер лицо ладонью и, ни на кого не глядя, заговорил:

      – Опять Яшка верно говорит, младенец! Зря пугаете человека. Он – добро сказывает, а вы ему – уходи…

      – Упредить надо же! – сказал Пашка, отдыхая от смеха. – Али мы – собаки?

      И все дружно заговорили о том, как бы предохранить меня от Егора:

      – Ему – что убить человека, что изувечить, – все едино – просто!

      Больше всех старался Артюшка, быстро создавая различные нелепые планы обороны и наступления, а старый Кузин, воткнув глаз в угол, ворчал сердито:

      – Который раз говорю я вам, мальчишки, – почистили бы образ-то божий…

      Цыган, шаркая лопатой, убеждал как бы сам себя:

      – Надо быть готовым ко всякому греху… У нас озорство – нипочем товар…

      Мимо окон по двору кто-то прошел, тяжело топая ногами, – всезнающий Яшка оживленно сказал:

      – Егол идет волота затволять, – свиней глядеть будут…

      Кто-то пробормотал:

      – Не уморили его в больнице…

      Стало тихо и скучно. Через минуту пекарь предложил