Два процента от Бога. Роман-сказка. Михаил Лекс

Я серьёзно, а вы с портретами вашими. Когда серьёзными будете?

      – Так жалко же, батюшка.

      – Портреты?

      – И их тоже.

      – Ладно, с вашими портретами. Жалко, так жалко. Что Фёдор Михайлович?

      – Ему годик сейчас. На днях день рождения. Ничего себе мальчик. Родители хорошие. Мать – инженер, кажется. Отец, правда…

      – Чего с отцом?

      – Умер рано. Она сейчас одна с ним. Зарплата сто двадцать, самой двадцать шесть всего. Да чего рассказывать. И так ясно, что тяжело.

      – Ты с чего такой жалостливый стал? Раньше, помню, не был таким.

      – Раньше другой был, верно заметил. Да страданий, страданий-то сколько. Иван Иваныч, прости ты нас грешных.

      – Ну-у, брат, понесло тебя. Чего тяжелого-то? Детей растить тяжело или водку колбасой сырокопчёной закусывать? Ты вот почитай их жалобы. Тошно станет.

      Стефан взял со стола молитвы людей и стал их читать.

      – Ну как? – поинтересовался Иван Иваныч. – Не грустно? А мне таких просьб по сто миллиардов в день идёт. Кого, скажи, жалеть? Да мне всех их жалко. Один денег просит, ему на новый дом не хватает, другой просит, потому как жрать нечего, а работать не хочет. Ну что, скажи на милость, делать? Как поступить? А потом роптать начинают, дескать, Иван Иваныч не слышит, а ещё последним Богом называется. Но ты, Стефан, про Фёдора Михайловича мне лучше скажи. Он что, с Земли так ни разу и не уходил?

      – Так и не уходил, – ответил Стефан. – А зачем ему уходить-то. Ему там нравится. Ему иначе и интереса нет. Тем более что тело он всегда себе любое выбрать может.

      – А кого выбирает?

      – Да всё больше середнячков и выбирает, – ответил Стефан. – Так, чтобы незаметней. И упаси, ежели там царь или президент.

      – А чего так? – удивился Иван Иваныч. – Ведь и дела ему свои было бы сподручней вести при власти-то? Нет, разве?

      – Э, Иван Иваныч, не скажи, – усмехнулся Стефан. – Его дела-то какие?

      – Какие? – не понял Иван Иваныч.

      – А такие, – ответил Стефан. – Ему надо, чтобы всё по-его шло. А Верховная Власть при всём желании не сможет что-либо по-своему делать, потому как слишком на виду. Бывает, конечно, что и она, власть, своевольничает, но ей тогда быстро шею сворачивают.

      – Я, Стефан, чего, собственно, сказать-то тебе хотел, – задумчиво прервал его Господь. – Да ты садись, садись. Разговор у нас с тобой не скорый. Я тебя в своё время позвал и ты пошёл. Первым пошёл. Ещё никого не было, а ты пошёл. Дорогого это стоит. Потому дорогого, что многого не знал ты, но поверил. А тогда мне чего более и не надо было, понимаешь. Не в том дело, что без тебя не справился бы, а в том, что ты сам захотел, чтобы с тобой. Трудно тебе понять это сейчас. Но да ладно. Просто хотел выразить благодарность тебе. Но ближе, как говорится, к делу. Хочу, чтобы знал ты то, чего, может, и другие не знают, а если и знают, то не понимают. Расскажу я тебе об отношениях наших с Фёдором Михайловичем, о том, как было и что стало, другими словами, что есть на самом деле.

      Иван Иваныч встал, прошёлся немного, сел туда, откуда встал, и продолжил.

      – То,