Два процента от Бога. Роман-сказка. Михаил Лекс

он как вирус. Ты против него додумаешь чего, так он, со временем, ко всему приживётся, да ещё и пользу для себя с того поиметь сможет. Вот, полагают здесь некоторые, мол, правдой его одолеть можно, что, дескать, в ней сила. Оно, может, и было так, лет пятьсот назад, а только изменилось всё с тех пор. А не по правде сейчас разве что ну уж совсем недоумок живёт. Правда сегодня на Земле в большой цене и почёте. Правда сегодня больших денег стоит. Бешеных, можно сказать, денег правда сегодня стоит. Она, правда-то, как воздух на Земле сегодня. И кто не дышит ею, тот и не живёт. А потому и вынужден Фёдор Михайлович дышать ею поневоле, как бы не было ему это противно. Но то странно, что он не только что дышать правдой научился, но и с выгодой для себя. Вот что удивительно. Нет человека на Земле, кто этого не понимал бы. Будь то хоть бандит, хоть душегуб последний, а понимают, что правда не другим нужна, а им в первую очередь и нужна для того, чтобы свои же дела тёмные творить. Правду сегодня и воры, и святые почитают. Во как. Боле ничего сказать не могу. Думайте сподвижники, думайте друзья. Думайте.

      Все смотрели на Бога планеты Земля. Тот молчал и ждал, что скажут другие. Другие, однако, говорить также не спешили, но ждали, что скажет Господь.

      – Вижу, напугали вас мои ближайшие правые сподвижники Аркадий и Вениамин? Аль нет? – начал Иван Иваныч, поняв, что все ждут его слова. – Или мнений никаких нет? Или проблема для вас уж столь неразрешима? Вы когда думать-то начнёте, родимые? Или так страшно, а? Думать-то страшно? Говорите, что меня боитесь? Вы не меня боитесь, но думать боитесь. А боитесь потому, что не приучены думать-то. Вот только Аркадий да Вениамин и могут, а вы чего же? Или своих голов нет? Или только чужие мысли для вас хороши, а свои и не в цене? Так что ли?

      – Подожди, – сказал Игнат, второй ближайший левый сподвижник, – не торопись. Есть что сказать и не боимся. Только спрашиваешь редко. Не приучены потому.

      – Ты, второй мой ближайший левый сподвижник, больше наговариваешь на себя, – начал было Иван Иваныч, но Игнат прервала его.

      – А ты ведь нас и не слушаешь, Иван Иваныч, – с усмешкой сказал Игнат. – Думаешь, глупы, не образованны. Оно, может, и так, только есть и нам, что сказать, и мне есть, что посоветовать. Я ведь, как и ты, сердцем вижу то, что надо видеть. Мне на то образование не требуется. Я тебе скажу, а уж ты сам решай и все вы решайте, как быть и что делать. Враг наш хитёр и силён. Но есть в нём одна слабость, зная которую, всегда можно с ним справиться. Слабость у него одна, но последствий от неё много. Слабость Фёдора Михайловича – его уверенность в силах своих. А то, о чём вы говорите сейчас, то – последствие. А выражено оно в том, что при всей своей уверенности, ничего Фёдор Михайлович сделать не может.

      – Ну, ты, Игнат, даёшь, – удивился Иван Иваныч, – всё как в тумане. И понимай, как хочешь.

      – Разреши, Иван Иваныч, мне, – попросил Вениамин.

      – Говори, – разрешил Господь.

      – Прав второй левый сподвижник Игнат, – сказал Вениамин, – согласен