Закат над лагуной. Встречи великого князя Павла Петровича Романова с венецианским авантюристом Джакомо Казановой. Каприччио. Сергей Цейтлин

наконец снял свою бауту[15], и граф увидел тощее усталое лицо цвета золы с темными проникновенными глазами, орлиным носом, осунувшимися щеками и тонкими, высохшими губами. Мужчине было лет под шестьдесят, но, несмотря на свой поблекший вид, он еще обладал немалой силой. У него были крепкие ноги и массивная грудь, на который сиял орден Золотой шпоры. Придерживая одной рукой свой серый парик, он выставил правую ногу и низко поклонился, треуголкой коснувшись кончика блестящей туфли.

      – Ваш покорнейший слуга, Джакомо Джироламо Казанова.

      3

      – Казанова? – граф задумался, рассматривая мальтийский крест на груди венецианца. – И откуда Вы так хорошо говорите по-русски?

      – Хорошо? – Казанова зажмурился.

      – Очень даже.

      Казанова долго молчал, что-то прикидывая в уме, а потом сказал по-французски:

      – Простите, Ваше Сиятельство. Это единственное предложение, которое я помню на русском языке.

      На лице высокого венецианца засияла неотразимая улыбка, и напряжение замершей публики развеялось. Граф понял, что Казанова ловко придумал тот словесный трюк, зная, что никто из местных жителей не говорит по-русски. Пезаро, вздохнув с облегчением, подошел поближе к Казанове, чтобы услышать, о чем идет речь.

      – Вы сказали, «помните»? – граф тоже перешел на французский. – Значит, Вы когда-то знали русский язык?

      – О, нет. К сожалению, я так и не смог выучить ваш замечательный язык. Однако это предложение я помню отлично, потому что именно с ним я имел честь обратиться к Вам в Санкт-Петербурге ровно 17 лет назад.

      – Что?! – граф изумился, как и все русские, снявшие свои маски и вытаращившие глаза. – Вы были в России?

      Венецианцы тоже приблизились к Казанове из любопытства.

      – Не только побывал, Ваше Сиятельство, но и имел честь общаться с выдающимися представителями вашего общества.

      – Что Вы говорите?

      – Да-да. Я прекрасно помню барона Лефорта – сына знаменитого адмирала, служившего при Петре Великом. Я помню министра Григория Николаевича Теплова, а также князя Николая Васильевича Репнина – полномочного посла в Польше.

      – О!

      – А еще я помню обер-шталмейстера Льва Нарышкина, отличного охотника. И как можно забыть великолепную княгиню Дашкову, наизусть знавшую все произведения Монтескье. И, надеюсь, Вы простите мою нескромность, я пользовался симпатией великого графа Алексея Григорьевича Орлова, которого встретил вновь в 1770 году, когда его флотилия стояла в Ливорно у Тосканского побережья.

      – Неужели? – цесаревич прищурил глаза, рассматривая густые брови своего собеседника.

      – И, конечно, Ваше Сиятельство, я никогда не забуду милейшего, умнейшего графа Никиту Ивановича Панина.

      Цесаревич опять застыл в испуге, но по добродушно-лукавой улыбке Казановы понял, что тот продолжает тайно иронизировать над его статусом инкогнито. Никита Иванович Панин когда-то был наставником цесаревича

15

Общее название костюма, состоящего из трикорно, ларвы и табарро.