Избранное. Григорий Горин

поскольку скульптура барона состоит у нас из двух половин, впечатление от барона все-таки раздваивается, – горестно вздохнул герцог.

      – В том-то и дело! – сокрушенно произнес один из советников.

      – Неудобно. Человек многое сделал и для Ганновера, и для всей Германии, – продолжал размышлять герцог. – Чего нам, собственно, бояться?

      – Не надо бояться! – сказал один из самых смелых советников.

      – Но ведь в этом, так сказать, весь смысл изваяния, – попробовал возразить бургомистр. – В этом вся соль! Это смешно…

      – Кто же с этим спорит? Но именно поэтому не хотелось бы рассматривать заднюю часть барона отдельно от передней, – сказал герцог и сделал жест, характерный для человека ищущего и глубоко творческого. – Что, если… а?

      – Соединить их воедино! – предложил самый молодой советник.

      – Кто такой? – тихо спросил герцог, бросив быстрый взгляд на советников.

      – Прикажете отметить?

      – Нет, пока просто понаблюдайте!

      Секретарь сделал пометку в блокноте, в то время как задняя часть скульптуры была благополучно сомкнута с передней. Среди советников возникло тревожное ожидание.

      – А?! – сказал герцог. – Так даже смешнее.

      Бургомистр, потрясенный случившимся, приблизился к скульптуре и почувствовал себя неуверенно.

      – Откуда же тогда будем лить воду? – тихо спросил он. – Из какого места?

      Среди присутствующих воцарилось молчание. Многие искренне озадачились.

      Герцог внимательно оглядел скульптуру и пришел к заключению:

      – Из Мюнхгаузена воду лить не будем. Незачем. Он нам дорог просто как Мюнхгаузен, как Карл Фридрих Иероним, а пьет его лошадь или не пьет – это нас не волнует!

      Герцога поддержал гул одобрительных голосов и аплодисменты.

      – Но в одном я решительно не согласен с проектом, – резко произнес герцог, приблизившись к бургомистру. – Почему у барона зауженный рукав и плечо реглан? Нет-нет, двойная петля на кушаке. – Он показал, какая именно и где. – Здесь тройная оборка, и все! Никаких возражений! Все!

      Присутствующие дружно устремились к дверям.

      Грянули дружные аплодисменты посетителей трактира. На маленькой эстраде, где выступали музыканты, скрипач сделал шаг вперед:

      – А сейчас, по просьбе уважаемой публики… Гвоздь сезона! Песня «С вишневой косточкой во лбу»!

      Трактир содрогнулся от восторженного рева. Перед оркестром появилась певица – любимица Ганновера. И зажигательная песня полетела по улицам города.

      Заплаканная физиономия Феофила не вынесла летящего над городом припева: «С вишневой косточкой во лбу я брожу по улицам Ганновера и жду, когда у меня на голове вырастет вишневое дерево».

      Такие или приблизительно такие слова ворвались в раскрытое настежь окно и повергли Феофила в горечь воспоминаний. Он громко всхлипнул.

      – Так нельзя, Фео! Будь мужчиной! – прикрикнула баронесса, входя в гостиную.

      На ней был траурный наряд. Рядом – Рамкопф в черном сюртуке. Позади –