Прежде чем их повесят. Джо Аберкромби

по лицу. Резкое движение отозвалось острой болью в боку, хромая нога подвернулась, и Глокта был вынужден ухватиться за руку Инея, чтобы не упасть. Инквизитор взвыл от боли и неожиданности, врезался в стену и сполз на загаженный пол.

      – Вы не инквизитор, – прошипел Глокта, – вы гребаный мясник! Посмотрите, в каком состоянии камера! И вы угробили двоих свидетелей! Какая от них теперь польза, идиот? – Глокта наклонился вперед. – Или, может быть, таково и было ваше намерение? Может быть, Давуст убит завистливым подчиненным? Мелкой сошкой, которая потом заткнула рот свидетелям, а, Харкер? Может быть, мне стоит начать расследование с самой инквизиции?

      Харкер попытался подняться на ноги, но на него надвинулся практик Иней, и он снова съежился по полу у стены. Из носа у него закапала кровь.

      – Нет! Нет, прошу вас! Это вышло случайно! Я не хотел их убивать! Я хотел узнать, что произошло!

      – Случайно? Вы либо предатель, либо полная бездарь, а мне не нужны ни те ни другие! – Глокта наклонился еще ниже, не обращая внимания на боль, простреливающую позвоночник снизу доверху. Его губы растянулись в улыбке, обнажив беззубые десны. – Я уже понял, что твердая рука – самое действенное средство, когда имеешь дело с дикарями, инквизитор. И вы сами убедитесь, что нет руки тверже, чем моя. Ни здесь, ни где-либо еще. Уберите от меня этого слизняка!

      Иней ухватил Харкера за одежду и поволок его к двери по грязному осклизлому полу.

      – Подождите! – вопил инквизитор, цепляясь за дверной косяк. – Прошу вас! Вы не можете так поступить!

      Его крики стихли в глубине коридора. В глазах Витари плясала легкая усмешка, словно эта сцена доставила ей большое удовольствие.

      – Что будем делать с этим бардаком?

      – Распорядитесь, чтобы здесь прибрали. – Глокта прислонился к стене, ощущая, как в боку все еще пульсирует боль, дрожащей рукой вытер пот с лица. – Помещение вымыть. Тела похоронить.

      Витари кивнула в сторону единственной выжившей:

      – А куда ее?

      – В ванну. Одеть. Покормить. И пусть идет куда хочет.

      – Вряд ли стоит ее мыть, если потом она вернется в Нижний город.

      «Тут она права».

      – Хорошо. Она была служанкой Давуста, значит, может служить и мне. Пускай возвращается к работе! – крикнул он через плечо, уже ковыляя к двери.

      Нужно было поскорее выйти отсюда. Он задыхался в этой камере.

      – Не хочу вас разочаровывать, однако наши стены трудно назвать неприступными в их теперешнем плачевном состоянии… – Оратор запнулся при виде Глокты, который, подволакивая ногу, переступил порог кабинета для совещаний правящего совета Дагоски.

      Кабинет являл собой полную противоположность камере внизу.

      «Я бы сказал, что это самая прекрасная комната, какую я видел в жизни».

      Стены и потолок сплошь украшала тончайшая резьба. Изощренные геометрические узоры вились вокруг сцен из кантийских легенд, изображенных в натуральную величину; картины сверкали золотом и серебром, сияли яркими красными и синими красками. Пол был украшен изумительно сложной мозаикой, длинный стол,