Прежде чем их повесят. Джо Аберкромби

ждут вас.

      – Ничего, пусть подождут еще немного. Мне не терпится выяснить, каких успехов вы добились в расследовании исчезновения вашего наставника Давуста.

      «Ведь будет весьма прискорбно, если нового наставника постигнет та же участь».

      Харкер нахмурился.

      – Э-э… определенные успехи имеются. У меня нет сомнений, что виноваты туземцы. Они постоянно плетут заговоры. Несмотря на меры, принятые Давустом после восстания, многие из них до сих пор не знают своего места.

      – Поразительно.

      – Поверьте мне, именно так. В ту ночь, когда наставник исчез, в его покоях находись трое слуг-дагосканцев. Я допросил их.

      – И что же вы обнаружили?

      – Пока ничего, к несчастью. Они исключительно упрямы.

      – Так давайте допросим их вместе.

      – Вместе? – Харкер облизнул губы. – Меня не известили, наставник, что вы захотите лично провести допрос.

      – Теперь известили.

      «Вообще-то здесь, в толще скалы, могло бы быть и прохладнее».

      Однако здесь стояла та же жара, что и снаружи, на пропеченных солнцем улицах, без малейшего дуновения милосердного ветерка. В коридоре было тихо, безжизненно и душно, как в склепе. Факел Витари отбрасывал по углам пляшущие тени, но за спинами идущих тут же вновь смыкалась темнота.

      Харкер помедлил перед окованной железом дверью, утирая с лица крупные капли пота.

      – Только я должен предупредить вас, наставник, что нам пришлось обойтись с ними довольно… жестко. Твердая рука – наилучшее средство, вы понимаете.

      – О, я и сам бываю довольно жестким, когда ситуация того требует. Меня не так-то легко шокировать.

      – Отлично, отлично.

      Ключ повернулся в замке, дверь распахнулась, и в коридор выплыла волна отвратительного запаха.

      «Вонь, как от переполненной выгребной ямы и кучи гниющих отбросов».

      Открывшаяся за порогом камера была крошечной, без окон, потолок такой низкий, что едва возможно выпрямиться во весь рост. Жара подавляла, зловоние внушало омерзение. Глокте вспомнилась другая камера – еще дальше к югу отсюда, в Шаффе. Глубоко под императорским дворцом.

      «Камера, где я два года задыхался в собственных нечистотах, скулил в темноту и царапал стены ногтями».

      Его глаз задергался, и Глокта заботливо потер его указательным пальцем.

      Один из узников лежал лицом к стене, вытянувшись, его кожа была черной от кровоподтеков, обе ноги сломаны. Другой свисал с потолка, привязанный за запястья – колени едва касаются пола, голова бессильно свесилась, спина исхлестана до сырого мяса. Витари наклонилась над первым и потыкала его пальцем.

      – Мертв, – констатировала она. Потом подошла ко второму. – Этот тоже. Умерли довольно давно.

      Колеблющийся свет упал на третьего узника – точнее, узницу. Она была еще жива.

      «Едва жива».

      Руки и ноги скованы цепями, лицо осунулось от голода, губы потрескались от жажды; она прижимала к себе какие-то грязные