Проблема субъекта и объекта в немецкой классической и марксистской философии. Константин Николаевич Любутин

навыков. Более того, если общество желает получить в будущем не интеллектуально ограниченных религиозных мракобесов и фанатиков, то оно должно думать об этом не на уровне старшей и высшей школы, но уже на уровне детского сада. И философия, адаптированная к этому уровню, окажется незаменимой в деле воспитания всесторонне развитой личности.

      Далее. Безусловно, многие «постсовременные» веяния в философии действительно свидетельствуют о кризисе. Но, думается, что даже пресловутый постмодернизм, при всем нашем негативном к нему отношении, все же нельзя считать интеллектуальной катастрофой или вовсе шизофренией11. Нравится исследователю постмодернизм или не нравится, но его задача дать не только критику этому направлению, но и посредством конкретно-исторического анализа вскрыть те бытийные (социальные, экономические, политические, культурные, интеллектуальные или даже психиатрические) условия, которые детерминировали появление столь экстравагантного философского направления. Каждая эпоха порождает соответствующее ей теоретическое осмысление, свой интеллектуальный, философский «портрет». И если современная эпоха глобализирующегося капитализма по-американски кажется «шизофренической» в своем внешнем обнаружении, то это означает, что постмодернизм, следуя своей имманентной «логике позднего капитализма» (Ф. Джеймисон), оказывается наиболее адекватным выражением этой эпохи12.

      Но это не так. Конечно, постмодернизм отражает действительность, но он отражает только внешнюю видимость, которая сегодня обнаруживает себя в спонтанности, нелогичности, ацентричности. Но это, как говорил Маркс, всего лишь обманчивая поверхность вещей.

      Задачей любой науки, в том числе и философии, взятой в ее научной, а не мировоззренческой составляющей, является экспликация закономерностей, по которым функционируют и развиваются явления той или иной бытийной области. Подобная экспликация a priori должна быть не простой дескрипцией явлений (чего, например, требуют феноменологи и посмодернисты), но переходом от феноменально обнаруживаемой сферы явлений к сфере сущности. Как нам представляется, именно современное ограничение философского анализа феноменологической областью поверхности явлений и их простой дескрипцией и является тем, что можно было бы назвать подлинным кризисом в философии: философия перестает быть научной в том совершенно простом смысле, что она не идет дальше явлений, не пробивается сквозь поверхность к сущностным условиям бытия, и тем самым становится поверхностной.

      Эта поверхностность (пост)современного философствования детерминирует более глубинные и, соответственно, более трагические последствия для человеческого мышления вообще. Дело в том, что, как было указано выше, ранее философия была уделом немногих, большинство же влачило почти скотское неинтеллектуальное существование, что вполне было достаточным для тех способов производства,

11

См.: Гобозов И. А. Философия и шизофрения // Философия и общество.

2007. № 4. С. 5–16.

12

Jameson F. Postmodernism, Or, the Cultural Logic of Late Capitalism. Durham: Duke University Press, 1990. 438 р.