Высокочтимые попрошайки. Акоп Паронян

святой отец.

      – Но что поделаешь… Можем ли мы исправить это положение? Нет, мы не в силах, и нам остаётся одно – терпеть… И священное писание нам говорит: блаженны кроткие, ибо они обретут покой.

      – Воистину.

      – И если устанем терпеть, то возропщем… И пророк говорит: возропщете – согрешите.

      – Да, да, – подтвердил Абисогом-ага, который не улавливал слов священника и которому присутствие его было в тягость, поскольку, как мы знаем, кроме обыкновенной пищи, пока ничего не хотел.

      – Ибо не хлебом единым жив человек, но и словом божьим, – произнёс нараспев священник и, вынув из-за пазухи табакерку, взял двумя пальцами щепотку нюхательного табака, втянул в ноздри, потом поднёс табакерку Абисогому-аге и сказал:

      – Угощайтесь, любезнейший.

      Абисогом-ага с благодарностью принял табакерку и сделал маленькую понюшку.

      – Вы мало взяли, понюхайте, пожалуйста, ещё разочек, нюхательный табак вещь невредная.

      Абисогом-ага нюхнул ещё раз – чтобы разговор не затянулся.

      – Отчего же вы не понюхаете как следует, Абисогом-ага? – повторился гость.

      – Благодарствую, святой отец, нет у меня этой привычки.

      – Прошу вас, уважьте просьбу, понюхайте ещё.

      «Вот прилип!» – подумал Абисогом-ага и ещё немного понюхал.

      – Пророк Давид говорит: жизнь человеческая аки трава…

      – Он про табак говорит?

      – Нет, он про нас говорит, и мы должны стараться в быстротечной нашей жизни делать людям добро, печься о бедных и иногда молиться за души усопших.

      – Ты прав.

      – И быть готовыми при первом же зове покинуть сию юдоль.

      – Да, да.

      – Ваш покорный слуга, однако же, перед тем как уйти, осмеливается обратиться к вам с просьбой… и надеется, что вы не откажете… Я ведь знаю и много слышал о вашем усердии и благочестии.

      – Раз осмеливается, то…

      – Да продлит господь над подобными вам ревнителями и благодетелями свои щедроты.

      – Благодарствую.

      – В следующее воскресенье хочу я отслужить панихиду по усопшим вашим. Простите мне мою дерзость, но я долгом почитаю внушать, что отошедших в вечность мы должны помнить.

      – Правильно делаешь, святой отец.

      – Итак, коли согласны, скажите, чтобы я сделал распоряжение… Не думайте, что в большие издержки войдёте, обойдёмся и двумя золотыми… Я оповещу в церкви: так, мол, и так…

      – Буду благодарен.

      – За что, помилуйте, благодарить? Это наш долг.

      – А деньги, святой отец, здесь и получи, – сказал Абисогом-ага, вынимая из кошелька два золотых.

      – Можно и завтра… Я вас не тороплю! – воскликнул священник, протягивая руку.

      – Нет, бери.

      – Ну, раз настаиваете, возьму, противиться не стану… Благослови вас бог! Да благоденствует ваш дом, да не истощится ваш кошелёк, да исполнится всё, чего ни пожелаете, да венчается всякое ваше дело успехом…

      Высказав все эти благие пожелания, священник распрощался с Абисогомом-агой