Высокочтимые попрошайки. Акоп Паронян

куда! У нас и угля нет, купи немного.

      – Хорошо, – сказал Манук-ага и засеменил.

      – Манук-ага! Манук-ага! – снова позвала жена.

      Старик остановился.

      – Хорошо-то хорошо, но одним мясом не обойтись, купи и рису.

      – Верно, жена, куплю и рису.

      На этот раз Манук-ага пустился бегом, и он уже сворачивал за угол, когда жена во всю мочь крикнула ему вслед:

      – Манук-ага!

      Старик – делать нечего – пошёл обратно, и игравшее до сих пор на его лице выражение радостного возбуждения вдруг погасло.

      – Чего тебе ещё? – спросил он жену, войдя в дом.

      – Несёшься, мил-человек, точно паровоз, голос я надорвала… Дома и лука нет, даже соль вся вышла, купи и керосину, или свечей, не в темноте же гостя за стол усадим?

      – Верно, жена, но ты сразу бы всё сказала, чтобы я прямо к бакалейщику пошёл.

      – Забыла сказать, что надо бы и графин для воды купить… Нечем повязать себе голову… Нечего надеть себе на ноги… Как же мне в таком вот виде Абисогома-агу принимать?

      – Давай, жена, сегодня о еде позаботимся, об остальном уж завтра подумаем, – сказал Манук-ага и с силой потянул за дверную ручку.

      – Манук-ага! Манук-ага!

      – Кричи хоть до утра, больше не ворочусь, – проворчал Манук-ага и выбежал на улицу.

      Он был уже довольно далеко от дома, как вдруг услышал окликавший его женский голос.

      – Делать тебе нечего, вот и орёшь на весь квартал, – сказал про себя Манук-ага и даже не обернулся.

      – Манук-ага!.. – выкрикивал голос, но теперь это был голос не жены старика, а десятилетней дочери дьячка Мартироса.

      Старик шёл не оборачиваясь, и дочь дьячка Мартироса, которая минутами переходила на бег, вскоре начала нагонять его. И когда расстояние между ними сократилось шагов до десяти, бедняжка запыхалась так, что смогла лишь выдохнуть:

      – Манук…

      Старик опять не отозвался, и девочка, совсем уже выбившись из сил, пробежала ещё несколько шагов и невольно ухватилась за полу его пиджака.

      – Оставь меня, жена, – прошептал Манук-ага, не оборачивая головы.

      – Я должна что-то сказать…

      – Мне некогда слушать, ты и без того уже столько наговорила, что всего не упомнишь.

      – Я хотела спросить, где живёт кормилица.

      При слове «кормилица» Манук-ага очнулся и, увидев дочь дьячка Мартироса, спросил её:

      – Ахавни, это ты сейчас за мной бежала?

      – Да… я, – ответила Ахавни и перевела дух.

      – Как мать?

      Ахавни никак не могла отдышаться.

      – Я спрашиваю, как твоя мама? Случилось что-нибудь?

      Девочка изнемогала от усталости.

      – Господи, нашла время пыхтеть! Говори же, как чувствует себя мама?

      – Ма…ма хо…ро…шо, маль…чик не хо…чёт брать грудь… нуж…но най…ти кор…милицу.

      – Ну всё, всё, ладно, дочь моя, теперь беги домой, кормилицу я пришлю.

      Ахавни попрощалась с Мануком-агой, и старик тут же отправился на поиски кормилицы.

      Дабы не наскучить читателю, я также расстанусь с Мануком-агой, который на каждом шагу будет встречаться